Переправа через реку Прокошу. Осень. Кузьма Пупынин и Автор сидят у костра, едят уху, пьют водку. Кузьма. Давненько вы у нас не бывали. А я долго вспоминал ваши сигареты, с короной… И дым у них какой-то сытный. Что значит — царская принадлежность.
Автор. Так вы же говорили, что они слабые.
Кузьма. Это уж само собой… Оно все заграничное слабость имеет, супротив нашего желудка ежели.
Автор (протягивает сигарету). Как вы тут Америку обгоняете?

Дача Терентьева. Большой зал, две двери — одна, ведущая на веранду, другая — в соседнюю комнату. Окна высокие, с тяжелыми занавесками. Картины в старинных с позолотой рамах. Терентьев вводит Автора в зал, поясняет.
Терентьев. Ты на двери посмотри, чуешь? Ореховое дерево! Инкрустация бронзовая… А ты посмотри на переплеты! (Подводит его к окну.) Вот что значит ясень естественной сушки. Видал, работа? Полтораста лет простояли и как новенькие. Ты раствори, потрогай, посмотри на глаз.

Банкет. В глубине сцены накрыты столы, за которыми сидят люди, произносятся тосты. Шум, веселье. Люди видны в широко раскрытые двери. На стенах аршинными буквами лозунги: «Есть три плана», «Героический подвиг совершен».
На передней части сцены нечто вроде большой клубной комнаты отдыха. В начале картины она пуста. Голос из-за стола. За здоровье нашего дорогого Михаила Ивановича.

Бригадный красный уголок при ферме. На стенах — кривые надоя и привеса, плакаты и лозунги. Возле стены сидят на скамье четыре женщины, среди них знакомая нам Кривошеих а. Пасечник, тот самый Минеевич, что председательствовал, сидит за столом. Входят Веселинов и Автор.
Веселинов. Здорово, мастера высокого надоя! Минеевич (вскакивая). Никак вы, Николай Алексеевич? Какими судьбами?

Кабинет Терентьева. Заседает бюро. За столом Терентьев, сбоку от него Земляков. За торцевым столом, накрытым зеленым сукном, сидят строгие члены бюро — их восемь человек. Веселинов стоит у торца дальнего стола, напротив Терентьева.
Терентьев. Коммунист Веселинов, вы считаете обязательно для себя выполнять решение партии или не обязательно?
Веселинов. Устав обязует выполнять решение партии.
Земляков. То, что положено по уставу, мы и сами знаем. Вы отвечайте на вопрос: лично вы обязаны выполнять решение партии?

За столом, освещенным прожектором, сидят Терентьев и Земляков. Сцена в глубине затемнена. Земляков. Все готово, Михаил Иванович. Терентьев. Погоди!.. Голова трещит… Как под колесом побывала… (Вынимает из стола термос, отвинчивает крышку.) Хочешь ополоснуть горло? (Наливает в стакан нечто похожее на чай, потом достает из стола нарезанный лимон.)
Земляков. Не могу, Михаил Иванович. Терентьев. Не могу-у… (Передразнивает его.) Вот как запел! А год тому назад хорохорились с Казанковым — мы все можем!..
Земляков. Времена меняются, Михаил Иванович.

Переправа на реке. Автор и Кузьма сидят возле костра. Весна. Кузьма босой.
Кузьма. Вы где же теперь живете, Петрович? У нас или обратно в Москву уехали?
Автор. Уехал… Сразу после смерти Веселинова.
Кузьма. Давненько вы у нас не были. А мы ныне в поход отправились по большое молоко. Поди, писать будете? Про мясо-то писали?
Автор. Нет, Кузьма Иванович, не писал. Кузьма. А почему?

Приемная Терентъева. В стенах две двери: одна с надписью «М. И. Терентьев», вторая — «Помощник секретаря». В третьей стене — окно, занавешенное шторой. В приемную ведет лестница. Виден только верх ее, два-три марша. Далее она круто спадает вправо, вниз. Оттуда по этой лестнице и входят на сцену.
В приемной за столом сидит Маша. Входит Казанков, заглядывает за портьеру. Увидав Машу, оборачивается на лестницу, кого-то манит пальцем. Появляется его Шофер.

Переправа, знакомый нам лесок. На опушке собралось человек пятнадцать секретарей райкомов. Среди них Земляков, Таганов, Моторная. Казанкова нет. 
Земляков (берет Кузьму за рукав). А вы ступайте на ту сторону и сидите там. Если подойдут машины, то задержите. Без моего сигнала паром не отправлять.
Кузьма. Ясно, товарищ начальник! (Уходит.)
Земляков. Товарищи, мы собрались с вами провести очень важное совещание.

Кабинет Терентьева. Вечереет. Михаил Иванович встает из-за стола, включает свет. Вид у него бодрый, он хорошо одет, чисто выбрит. Входит Земляков.
Земляков. Звонил я, Михаил Иванович. Машины с комиссией вышли из Москвы ровно в восемнадцать. И… новый секретарь с ними.

Игорь АЛЬТЕР

За тринадцать прожитых лет всенародная стройка, или стройка № 1 (этих титулов с нее пока никто не снимал), успела пережить периоды ослепительных взлетов, одиннадцать приветствий самого высочайшего ранга и неоправданного забвения. В паузах иногда раздавались отрезвляющие голоса: «Нет, ребята, все не так, все не так, ребята…», но их почти невозможно было услышать из-за слаженного хора, по всякому поводу взрывавшегося мощным: «Даешь рельсы!»
А потом наступила тишина…

Иосиф Герасимов
Скачка Роман
Окончание. Начало см. № 7 за 1987 г.

В Третьякове как заладят дожди, то не меньше, чем на неделю.
Говорят, началось это, когда порубили леса за заводом, ведь добрались и до отрогов гор, даже те деревья, что росли на склонах, повалили. На порубках разросся кустарник, а по низинам земля заболотилась, и оттуда поднимался дурманный туман, цеплялся за голые острые вершины гор, собираясь в дождевые тучи, а они застилали небо, и поначалу моросило, а уж где-то на третий день начинало лить ровно и, казалось, так будет всегда.

Светлана приехала под вечер, стала рассказывать о встрече с Антоном. Найдин слушал, потирая щеки, то поскрипывая пальцами, зажимая их в замок, покачивал головой, говорил: мол, ведь копали следственные органы, у них опыт, рыжий белорукий следователь Фетев хоть и был ему неприятен, но все же он профессионал, разве Светлана, да и Петр Петрович способны тягаться с ним? Ведь у Фетева были помощники, он вытащил на свет божий самых неожиданных свидетелей, да и Урсул признался, а то, что Антон от всего отрекся,— это суд во внимание не принял.

Светлана знала Александра Серафимовича Потеряева еще с тех пор, как росла в Третьякове, хотя тот и был лет на пять ее старше и жил в Поселке. Высокий, широкий в плечах, лицом хмурый, этим вообще отличались заводские, но когда он объявился у них в институте, этой хмурости как не бывало. Ему требовалась помощь, он задумал многое сделать на этом маленьком заводе, но денег у него не было, ученые могли ему помочь только бескорыстно, а это возможно, если плановые работы ученых как-то совпадут с замыслами Потеряева.

Отец заперся у себя в комнате, и она не решилась зайти к нему; дома сидеть не хотелось, она быстро переоделась, выскочила на улицу, пошла плиточным тротуаром. На ней был синий пиджачок из тонкой кожи и вельветовые брюки, все-таки, вечерело, и на воле сделалось прохладней. Она сама не заметила, как вышла к Третьяковскому обрыву. Здесь возле Думного камня собралось немало народу, стояли парами, в обнимку, или сидели на скамьях, на самом камне.