Банкет. В глубине сцены накрыты столы, за которыми сидят люди, произносятся тосты. Шум, веселье. Люди видны в широко раскрытые двери. На стенах аршинными буквами лозунги: «Есть три плана», «Героический подвиг совершен».
На передней части сцены нечто вроде большой клубной комнаты отдыха. В начале картины она пуста. Голос из-за стола. За здоровье нашего дорогого Михаила Ивановича.
Голоса. Да здравствует Терентьев, ура! Терентьев (он сидит на видном месте, встает, высоко поднимает бокал). За ваше здоровье, товарищи герои! Голоса. Ура-а! Пьют.
В комнате отдыха появляется пьяный Кузьма. Он приодет. На лацкане пиджака висит медаль «За победу над Германией». Садится на диван, вынимает из одного кармана бутылку водки, из другого — стакан. Наливает водку.
Кузьма. А я тожеть герой. (Чокается с бутылкой.) За твое здоровье, Кузьма Иванович! Скольки ты в этом году коров и быков перевез на ту и на другую сторону? Прямо боевые дивизии. И жив остался. А забодать могли очень даже… Особенно эти, ростовские дьяволы! Рога у них эдакие во, по локоть. Вострые, как на станке точенные. И все в бок тебя норовят пырнуть. У-у, окаянная сила. (Пьет.)
Голос Терентьева. За Анну Васильевну, мать наших славных доярок! Пьют.
Голос из-за стола. За здоровье наших сестер-председательниц! Голоса. Ура-а!
Голос из-за стола. За Пряхину! Кузьма. А за этих, извиняюсь, пить не стану, потому как
их героизм — одна видимость. Оно, конечно, кабы не Фенька, мне здесь не бывать. Не забыла мою лодочку. Садись, грит, Кузьма, на самое видное место. А я себе думаю: сдалось мне ваше видное место. Там пьют рюмками, а я тут стаканом. (Наливает.) Будь здоров, Кузьма Иванович. (Пьет, пустую бутылку сует под диван, вынимает из кармана новую.)
Голоса из-за стола. Речь, Михаил Иванович!
Терентьев (встает). Каждый из нас, здесь сидящих, может сказать сегодня: да, я герой!
Кузьма (быстро садится). И я сяду. Правильно, Михаил Иванович.
Терентьев. Я горжусь, товарищи, что я герой… Это слово венчает за доблестный труд и вдохновляет на новые подвиги. Мы взяли высокие рубежи… И с этой высоты заявляем во всеуслышание: мы никому не уступим своих позиций. А на меня, товарищи, вы можете положиться — я жизни своей не пощажу в борьбе за наше дело, но и другим спуску не дам. Лучше героическая смерть, чем бесславное прозябание. За новые успехи!
Голоса из-за стола. Урра-а! За на-аше де-ело!
Кузьма. За дело отчего же не выпить. Бездельник, как говорится, кто с нами не пьет… (Наливает и пьет.)
По авансцене идет Таганов, навстречу ему Автор.
Автор. Таганов, вы почему не за столом?
Таганов. Для меня, как говорится, в чужом пиру похмелье.
Автор. О нет! Ваше место за общим столом. Только вы можете сейчас сказать, во что обошлась эта победа. Сказать надо ему самому!
Таганов. Бесполезно… Он сейчас не слышит. Он, как глухарь, токует.
Автор. Ну, так скажите другим.
Таганов. С другими у меня производственные отношения. Я — отстающий. Скажут — завидует. А почему бы вам не выступить?
Автор. Я — автор, лицо частное. Скажут — не поучай, а изучай. Такое положение…
Таганов. То-то и оно. У каждого из нас положение.
Расходятся.
На авансцену с хохотом выбегают Пряхина и Казанков, останавливаются возле стенки, целуются. Пряхина (в объятиях Казанкова). Сережа, милый мой герой! Как я счастлива!..
Кузьма на диване звякнул стаканом о бутылку.
Пряхина (испуганно). Ой! Кто здесь?
Кузьма. Не пужайтесь… Я вас видывал и не в такой позиции.
Казанков. Кузьма, ты как здесь очутился?
Кузьма. Обыкновенно.
Пряхина. Я же тебя за стол усадила!
Кузьма. Там светло больно — лишнюю не выпьешь.
Казанков. Куда ты с ногами залез? Ты знаешь, чья эта комната?
Кузьма. Обчественная.
Пряхина. Дурень! Это комната отдыха для Терентьева… А общественная там…
Кузьма. Где это там?
Казанков. Сейчас я тебе покажу. (Берет его за шиворот и выводит.)
Казанков (возвращаясь). Зачем ты его притащила?
Пряхина. Как знать! А может, будущей весной опять лодка понадобится?
Казанков. До будущей весны ко мне переедешь.
Пряхина. Параньки боюсь.
Казанков. Она по шейку в навозе увязла…
Пряхина. Эх, Сережа!.. Мы еще погремим с тобой.
Казанков (хочет обнять, но, заметив идущих к дверям Терентьева с женой, уводит ее за руку.) Пошли!.. Терентьев (задерживаясь в дверях, пропускает жену и Автора). Прошу!
Автор (на ходу). По части вязки вы настоящий художник. Куртка божественна!
Ольга Акимовна. Это вы про ту, что я связала по австрийской моде?
Автор. Ага. Эдакая пупырчатая, а по краям кожей обшита.
Ольга Акимовна. Точно! Какая память, какая память! Вот что значит писатель. Как она Мише идет!
Терентьев (равняясь с ними). Да пустяки, мать. Ну как, Силантьев, живется у нас? Все еще героя ищешь? А чем тебе, к примеру, Фенька Пряхина не герой? Настоящий колхозный вожак— молодая, красивая… Иль боишься влюбиться?
Ольга Акимовна. Миша, ты, как Земляков, про любовь заговорил.
Терентьев (распрямляя плечи). А что? Я еще хоть куда! Хочешь, станцую этот самый — рок-на-рол? (Выписал ногами забавный крендель.)
Ольга Акимовна. Куда уж тебе, ноги вон заплетаются. И что вы находите в этой Пряхиной? Вяленая вобла, и больше ничего. Жене бы больше внимания уделял. Туфлей приличных купить не можешь. Ноги как в тисках… Еле хожу.
Терентьев. На твои ноги не то, что туфлей, лаптей не найдешь.
Ольга Акимовна. Ах ты, старый медведь! Да разве моя нога так уж велика, Александр Петрович? Автор. У вас ножка настоящей русской красавицы.
Ольга Акимовна (хлопает в ладоши, мужу). Что, получил? Вот что значит воспитанный мужчина. Александр Петрович, в нашем доме вам все двери открыты.
Терентьев (Автору). А как насчет Пряхиной?
Автор. Мне больше по душе Веселинов.
Терентьев (хмуро). С обиженным дружбу водите? Слыхал… Ну что ж, он человек не глупый. Автор. И стойкий.
Терентьев. Это еще вопрос. Стойкость коммуниста в том и состоит, чтобы держаться принятой линии. Тянуть общую упряжку по земле, а не рваться в небеса.
Автор. А если ее не туда тянут, упряжку?
Терентьев. Как это — не туда? У нас путь у всех один — к изобилию… к коммунизму. Иной дороги нет, Силантьев. И сами это запомните и передайте тому же Веселинову.
Автор. Дорога одна, да ездоки разные. Иной и лошадей загонит и воз опрокинет.
От столов в двери проходят Земляков, Мыловарцева, Моторная, с ними знатные доярки — Анна Васильевна и Настя.
Мыловарцева. Михаил Иванович, Ольга Акимовна! Какое счастье, какая победа! На всю страну! Ведь это, если философски осмыслить…
Терентьев. Это раньше была философия… А теперь три плана на столе, награды на груди. Какая тут философия? Мы вам еще и не такое покажем. (Поглаживает по спине Анну Васильевну.) Правда, Нюра?
Анна Васильевна. Истинная правда, Михаил Иванович. Я шесть тысяч кило надоила, и седьмую тысячу добуду. Вон она у меня где! (Показывает кулаки.)
Терентьев. Молодец, Нюра! Такими руками мы эту Америку за гашник заткнем. (Обращаясь к Насте.) Ну что, молодежь, успеваете за нами, стариками? Или дух захватывает?
Настя. Стараемся, Михаил Иванович! Анна Васильевна все свои секреты нам выкладывает.
Терентьев. О! Она у нас профессор дойки. Иным грамотеям с кафедры не худо было бы поучиться у нашей Нюры.
Моторная. Да что там, Михаил Иванович! Подъем исключительный. Ни в какие ворота не лезет. Один мой свинарь Воробей всем носы поутирал. По килу на день от каждой свиньи дает привеса.
Терентьев. Хорошо поработали, товарищи! А теперь и отдыхайте веселее.
Анна Васильевна и Настя (одновременно). Спасибо, Михаил Иванович. (Уходят.)
Мыловарцева (трогая звезду на груди Терентьева). Михаил Иванович, герой вы наш расчудесный! Вы сами кузнец своего и нашего счастья. Захотели — засучили рукава, взяли молот и отковали. Но не забывайте! (Лукаво грозит пальцем.) Мы ведь тоже вам горнило раздували… Помогали!
Моторная. И угольки вам подбрасывали, Михаил Иванович, и угольки.
Терентьев. Нет уж, если говорить о нашем главном кузнеце, то вот он — прошу любить и жаловать! (Указывает на Землякова.) Наш главный заготовитель. Специалист по добыче золота. Все смеются.
Земляков. Чувствительно благодарен, как говорится, но уж позвольте вашу ручку, обожаемая наша Ольга Акимовна. (Целует ей руку.) Если кто и заслуживает высшей оценки в нашей победе, так это вы, Ольга Акимовна. Вы создаете настроение. Вы первоисточник, вы повелитель грома… Захотите — грянет гром.
Кузьма (незаметно появившийся) Вот я и говорю, пока гром не грянет, мужик не перекрестится.
Появление Кузьмы настолько неожиданно, что все стоят словно остолбеневшие.
Кузьма. А первоисточник, перевозчик то есть, это я, Кузьма Пупынин. Значит, я и есть главный герой, А почему? Потому как сквозь мои руки, паром то есть, скота ноне прошло тьма-тьмущая. Его с Дону гнали, из Воронежа, из Курска и черт-те откелева. От турок, а может, и от персиян. Но ростовские быки, я вам скажу… носороги, а не быки. Рога эдакие вот. И все, стервец, под бока тебя норовит… У-у! (Тычет пальцем в бок Мыловарцевой.)
Мыловарцева. А-а-а!
Терентьев. Вон отсюда!
Кузьма. О-о! Вот эдак и ростовские быки (Передразнивая.) Во-о-он!
Автор (беря Кузьму под руку). Кузьма Иванович, вы дверями ошиблись.
Автор уводит Кузьму. Появляются Казанков и Пряхина.
Общий гомон. Откуда он? Кто он? Как он сюда попал?
Терентьев. Скотина, весь праздник испортил.
Он разводит руками, словно курушка собирает всех под свои крылья. Все сходятся плотным кольцом возле Терентьева.
Терентьев. Ну, ребята, мы победили! Теперь наша задача — устоять.

Журнал Юность № 4 апрель 1988 г.

Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области