Приветствую Вас, Гость

Картина десятая

Кабинет Терентьева. Заседает бюро. За столом Терентьев, сбоку от него Земляков. За торцевым столом, накрытым зеленым сукном, сидят строгие члены бюро — их восемь человек. Веселинов стоит у торца дальнего стола, напротив Терентьева.
Терентьев. Коммунист Веселинов, вы считаете обязательно для себя выполнять решение партии или не обязательно?
Веселинов. Устав обязует выполнять решение партии.
Земляков. То, что положено по уставу, мы и сами знаем. Вы отвечайте на вопрос: лично вы обязаны выполнять решение партии?
Веселинов. Да, я лично обязан.
Терентьев. Коммунист Веселинов, вам известно было решение областного актива о принятии трех планов и постановление пленума обкома по этому вопросу?
Веселинов. Да, известно.
Терентьев. Коммунист Веселинов, вы лично выступили против решения пленума?
Веселинов. Я на пленуме не присутствовал.
Терентьев. Это неважно. (Поднимает пачку исписанных листов). Чья эта лекция? Ваша? Веселинов. Да, моя.
Терентьев. Вы считаете, что эта лекция не направлена против решения пленума?
Веселинов. В этой лекции я исследую причины и последствия очковтирательства.
Казанков. Вы не увиливайте!
Терентьев. Значит, ваша лекция не против решения пленума?
Веселинов. Я повторяю — лекция написана против очковтирательства. А уж против решения пленума или нет, вам виднее.
Земляков. Слыхали? Он еще и шутить изволит!
Терентьев. Коммунист Веселинов, вы утверждаете в вашей лекции, что принятые обязательства по мясу были нереальны?
Веселинов. Да, утверждаю.
Терентьев. Это вы писали: «Выполнение трех планов есть прямой акт очковтирательства»? Веселинов. Да, я написал и доказал.
Казанков. Не торопитесь насчет доказательств!
Терентьев. Значит, писали? Веселинов. Да, писал.
Терентьев. Коммунист Веселинов, вам известен был такой пункт решения пленума? (Читает.) «Выполнение принятых обязательств по мясу, трех планов, является главной задачей областной партийной организации».
Веселинов. Да, известен.
Терентьев. Значит, коммунист Веселинов осознанно выступил против главного пункта решения пленума? Ваше мнение, товарищи члены бюро?
Голоса членов бюро. Да, осознанно.
Терентьев. Коммунист Веселинов, считаете ли вы, что решение областной парторганизации и есть для вас решение партии, которое вы обязаны выполнять?
Веселинов. Да, но я имею право высказать при этом свое особое мнение.
Терентьев. Правильно! Но только в парторганизации или в партийной печати… Но не в публичной лекции. (Он поднимает пачку листов.) Вы эту лекцию читали в институте? Веселинов. Читал.
Земляков. А в публичной библиотеке?
Веселинов. Читал.
Земляков. А председатель общества завизировал ее?
Веселинов. Отказался.
Терентьев. Коммунист Веселинов, теперь вы, надеюсь, не станете отрицать, что вы публично выступили против решения партии? Причем выступили нелегально. Это усугубляет вашу вину Входит Маша.
Терентьев (строго). Я не просил тебя. В чем дело?
Маша. Михаил Иванович, Автор просто рвется к вам.
Терентьев. Нельзя!
Маша. Я уже ему говорила. А он говорит: до утра здесь просижу.
Терентьев. Пусть хоть ночует под дверью. Маша уходит.
Что вы можете сказать в оправдание своего антипартийного заявления.
Веселинов. Я тридцать лет состою в партии. Землю пахал, заводы строил, воевал, людей учил и сам учился. Чему учился? А тому, чтобы понимать, для чего живем, для кого работаем. Да, вы приняли решение на пленуме…
Но как это решение скажется в жизни? Что принесет оно людям, кроме благих пожеланий? Ну, вырвались вперед… Ну, победители. А во что обошлась колхозам эта победа? Более двадцати тысяч голов скота закуплено на стороне… почти двадцать тысяч тонн поставлено на передержку, а ведь это все деньги! По моим подсчетам, убытки, нанесенные колхозам, перевалили за 200 миллионов рублей. Откуда взяли эти деньги? Из кармана колхозника — это непостроенные фермы и школы, это неосвещенные села, это некупленные шубы и валенки, это невыданные пенсии старикам, это отобранные литры молока у детей. Зная все это, какой же честный человек может молчать? Вот почему я выступил с публичной лекцией!
Веселинов сел.
Терентьев. Понятно… Ваше мнение, товарищи члены бюро?
Голоса (почти хором). Ответ не по существу.
Терентьев. Ясно. Кто хочет высказаться?
Казанков. Прошу слова!
Терентьев. Пожалуйста.
Казанков (раскладывает перед собой бумаги). Товарищи, мы уже второй раз в году разбираем на бюро личное дело Веселинова. Не много ли это для одного человека? То Веселинов коллективку организовал… То докатился до прямого антипартийного выступления. Видимо, строгий выговор, который мы вынесли на том бюро, не пошел впрок Веселинову. Ясное дело, товарищи, что мы здесь слиберальничали. А либерализм, как учит нас история, и единство партии несовместимы. Мне поручено доложить членам бюро некоторые обстоятельства личного плана, о которых, по вполне понятным причинам, товарищ Веселинов умалчивает. В связи с этим прошу, Михаил Иванович, разрешить мне задать Веселинову несколько вопросов.
Терентьев. Пожалуйста!
Казанков. Вы окончили реальное училище, так?
Веселинов. Окончил.
Казанков. Скажите, какой оно имело уклон?
Веселинов. Технический.
Казанков. Оно не приравнивалось к средней общеобразовательной школе? К гимназии по тому времени?
Веселинов. Пожалуй, нет.
Казанков. Ну, аттестат зрелости вам не выдавали?
Веселинов. Нет.
Казанков. Значит, не приравнивалось. Скажите, вы окончили Высшие кооперативные курсы? В каком году?
Веселинов. В 1931 году.
Казанков. Правильно! А теперь ответьте нам, товарищ Веселинов, приравнены ли Высшие кооперативные курсы к высшему учебному заведению?
Веселинов. Да их уж нет давно… И я, право, не помню.
Казанков. Хорошо, я вам напомню. Вот официальный ответ Министерства высшего образования на наш запрос. (Читает.) Здесь сказано, что означенные курсы никогда не приравнивались к высшему учебному заведению. Можете удостовериться, товарищ Веселинов. (Протягивает ему бумажку.)
Веселинов. Я не понимаю, к чему все это?
Казанков. Странная непонятливость! Человек преподает в институте, не имея при этом не только диплома, но и аттестата зрелости…
Члены бюро смеются.
Веселинов (запальчиво). Я кандидат наук!
Казанков. Знаем! Вот выписка из постановления ученой комиссии. (Читает.) «Директору совхоза «Титан» Веселинову Николаю Алексеевичу присваивается ученое звание — кандидат экономических наук. Тема диссертации — «Опыт травопольной системы в совхозе «Титан» А вот и книжечка, товарищи! (Он кидает ее на стол.) Это же опыт совхоза, многотысячного коллектива… Коллектив — вот кто писал вашу диссертацию. (Усмехнувшись.) Тема, правда, устарела.
Веселинов. Я протестую!
Терентьев. Спокойно!
Казанков. Но даже кандидату наук, преподающему в институте, положено иметь диплом об окончании высшего учебного заведения, а не какого-либо иного. Этот закон вы знаете, товарищ Веселинов, и нарушаете. Нечестно!
Члены бюро. Это же просто преступно!..
Веселинов. Что здесь происходит?
Терентьев. Разбирается ваше личное дело.
Веселинов. Это обструкция! Я протестую!
Терентьев. Спокойно!
Казанков. И еще один, последний штрих.
Веселинов имел и раньше строгий выговор за перерасход трех миллионов рублей на зарплату рабочим совхоза. И строгий выговор скрыл при переезде к нам.
Веселинов. С меня же сняли это взыскание!
Терентьев. Это неважно. Доложить обязан был.
Веселинов. Для моего бывшего совхоза, где работало пять тысяч человек, это немного.
Казанков. Видите, какая у него широкая натура. Три миллиона государственных денег — это немного… Добренький он у нас, за счет государства. То-то он нынче прикидывается эдаким сердобольным. У меня все, Михаил Иванович.
Казанков сел.
Терентьев. Кто еще хочет?
Голоса. Все ясно.
Терентьев. Какие предложения будут?
Земляков. Есть предложение — исключить Веселинова из партии.
Терентьев. Другие предложения будут? Молчание.
Ясно! Поступило одно предложение — исключить Веселинова из партии. Кто «за», прошу поднять руки.
Руки подняли все.
Единогласно.
Веселинов, положите партийный билет!
Веселинов. Я? Отдать вам партийный билет? Никогда!
Встает, хватается за сердце и со стоном падает навзничь. Поднимается суматоха. Кто-то кричит: «Доктора! Доктора!» Кто-то кричит: «Воды!»
Вбегает Маша, наливает стакан воды, склоняется над Веселиновым, все окружают ее.
Маша. Не пьет, Михаил Иванович! Я в наш медпункт позвонила. Сейчас сестра будет! Входит сестра, за ней Автор.
Сестра (наклоняется, прощупывает пульс. После минутной паузы). Кажется, все…
Веселинова уносят. Все уходят, за исключением Автора. Терентьев стоит лицом к окну, заложив руки за спину, он не замечает Автора.
Автор. Как все объяснить, Михаил Иванович?
Терентьев. Сами все видели Чего ж объяснять?
Автор. Выходит, убили человека?
Терентьев. Он сам себя убил… Типичный самоубийца. (Проходит к столу.) Тот, кто не понимает новое, кто становится на пути его, стремится задержать, тот неизбежно будет сметен с дороги. Садись! В ногах правды нет.
Автор. Сидеть после того, что здесь произошло? Покорно благодарю.
Терентьев. Да успокойся. Еще выздоровеет ваш Веселинов.
Автор. А если нет?
Терентьев (после паузы). И мы с вами не бессмертны. У каждого свой час. И не надо бить на чувство Москва слезам не потакает.
Автор. Удобная философия
Терентьев. Мы не рассуждаем — удобная она или нет.
Это наша позиция, которая оправдывает нашу борьбу за построение новой жизни. Знаете ли вы, Силантьев, что такое новое? Новое — это не то, что хорошо сегодня; новое — то, что завтра даст великие блага.
Автор. А вы уверены в этом?
Терентьев. Кабы не был уверен, не сидел бы здесь, в кабинете.
Автор. Зачем же мне завтра то, что нехорошо еще сегодня?
Терентьев. Ты не цепляйся к словам.
Автор. Я смысла ищу.
Терентьев. А смысл в том, что во время великого нового надо уметь отказываться от нынешних недолговечных выгод.
Автор. Отказываться мы умеем. Но вот во имя чего? Великое это новое или малое, но оно должно быть, прежде всего, разумным.
Терентьев. Это доказано и научно обосновано.
Автор. Наука выдвигает теорию, обосновать может только практика. А практика наша вон к чему приводит.
Терентьев. Что, Веселинова жаль? Мне, может быть, не меньше вашего жалко… Я вот как-то с весны приехал в совхоз «Красный пролетарий». Коровы — картины, загляденье! Дворы — по шнурочку, чистота, как в госпитале. Стойла под номерами. Кормушечки, полы цементные… Доярки в белых халатиках… Будь здоров! А я беру директора под руку и говорю: «Лаврентий, ломать твою красоту надо… Морально устарела». Он плачет, но соглашается: «Понимаю, Михаил Иванович, а только жалко — жизнь свою вложил сюда…» И разломали. Ну и что? Вчера стойла были, кормушки, коровы на привязи, а нынче — беспривязное содержание скота, более передовое, прогрессивное. Вчера мы восторгались нашими заливными лугами — трава по пояс, а нынче распахиваем — кукурузу сеем… потому что передовое. Жалко? Жалко! Но надо… И кто этого не понимает — грош тому цена. С историей шутить нельзя, а мы ее делаем.
Автор. Михаил Иванович, историю делают по-разному… Иные дела история сама исправляет. Терентьев (грозно). Что это значит?
Автор. А то и самое… Нажился я у вас, насмотрелся на эту самую историю. И вот пришел вам сказать: прав Веселинов, а не вы.
Терентьев. Что? Ты тоже вступаешь на веселиновскую дорожку? Так не забудь, чем она кончилась.
Автор. А, может, я окажусь удачливее. Во всяком случае, буду выступать против вас.
Терентьев. Пока я сижу в этом кабинете, твои выступления для меня — что укус мухи.
Автор. Все временно, Михаил Иванович.
Терентьев. Посмотрим.
Автор. Пока.
Терентьев. Давай пиши… Да не забудь мне принести на визу.
Автор уходит. Маша!
Входит Маша.
Раствори-ка окна, а то здесь какой-то гадостью пахнет. Медицина…
Маша растворяет окна. Звонит телефон.
Маша подбегает, снимает трубку.
Маша. Да! Здесь!.. (Скороговоркой Терентьеву.) Михаил Иванович! Москва!
Терентьев берет трубку, слушает.
Голос в трубке. Терентьев, почему вы до сих пор не сдаете мясо, что числится за вами на передержке?
Терентьев. Да, знаете, отел идет… Ну вот и откладываем.
Голос в трубке. Не слишком ли надолго откладываете? Подходит время сдавать в счет нового плана, а вы еще со старыми долгами не рассчитались.
Терентьев. Знаем, знаем… Все будет в порядке. Нельзя ли мне с Мыловарцевой связаться?
Голос в трубке. Мыловарцевой у нас уже нет.
Терентьев. Как нет? Голос в трубке. Сняли с работы…
Терентьев. А товарищ Епифанов?
Голос в трубке. Товарища Епифанова тоже нет, направлен в Индонезию.
Терентьев. В Индонезию?
Голос в трубке. Да, по торговой части.
Терентьев (ошеломленный, смотрит на умолкнувшую трубку и медленно кладет ее). Индонезия…
Занавес

Журнал Юность № 4 апрель 1988 г.

Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области