Газета дала объявление о том, что требуется подчитчик, но пока замены Гульжанат не находилось. Она отрабатывала последние дни. В редакцию зашел односельчанин Гульжанат, работник районной газеты, и передал ей от матери зашитый сверток. В нем были теплый платок, деньги и письмо.
«Гульжанат!
Посылаю тебе мой зимний платок и пятьдесят рублей денег. О деньгах знают только отец и я. Кули то, что ты обещала нам. Покоя нет от детей: «Когда пришлет? Она разлюбила нас?»
И людям не могу показаться на глаза. Или не надо было обещать, а раз обещала — умри, но слово сдержи. В нашем роду еще не было такого, чтобы слова на ветер бросали.
Об этих деньгах никому не говори. Опозоришь себя и нас.
Платок мой носи. Я знаю, у тебя ничего нет теплого на зиму. А я обойдусь.
Родила тебе брата. Назвала его Мурадом. Не знаю, когда ты его увидишь. Посылку особенно не задерживай. Устала людям врать. Да и некрасиво получается.
Мама».
Слезы обожгли глаза Гульжанат, она укуталась в платок, прижалась к нему лицом. Теплый материнский платок напомнил дом, детство, он был словно соткан из милых, полузабытых запахов: горящего хвороста и кизяка, пареных бобов, парного молока, гвоздики, на которой дома, бывало, настаивали чай. — Магомед Магомедович, разрешите уйти, посылку домой отправить хочу.
— Иди, иди,— ласково улыбнулся старик,— скоро я совсем без тебя останусь.
Магомед Магомедович знал о ссоре Гульжанат с Амирханом, в редакции такого не утаишь, но ни о чем не расспрашивал девушку, ждал, пока она ему сама расскажет. Гульжанат молчала. «Что ни делается— все к лучшему»,— думал не любивший Амирхана Магомед Магомедович.
Гульжанат пришла домой и выпалила:
— Тетушка Барият, одолжите мне сто рублей, расчет в редакции и стипендию получу — сразу вам отдам.
— Тебе займу. Никому не одалживаю, а тебе с дорогой душой,— улыбнулась Барият.
Вечером Гульжанат отослала посылку. Когда на почте ей выписали квитанцию, она облегченно вздохнула и тихо засмеялась, представляя, как обрадуются посылке ее братья и сестры.
Через несколько дней, уже уволившись из редакции, она получила из аула ответ.
«Дорогая моя дочь Гульжанат!
Наконец мы получили твою посылку. Ты и не знаешь, что творилось дома вокруг посылки! Представляешь, стоит посылка посередине комнаты, а вокруг нее толпятся, толкаются, сидят друг на друге твои братья и сестры. Только Myрад спокойно лежал в люльке. А тут улыбнулся. Первый раз улыбнулся!
Или это мне так показалось?
Все наперебой просили открыть посылку. Больше всех, сама знаешь, усердствовал Юла. А я не хотела так быстро открывать. Я хотела продлить радость детей. Я благодарила тебя и думала, как хорошо, что ты ость у меня. Я сказала: «Подождем, пока папа вернется». Все согласились, но нахмурились. Утихли. Мне стало их жалко. Уже хотела открыть посылку, но ведь сама сказала: «Подождем отца».
Терпела, терпела и, наконец, не вытерпела, открыла посылку. В это время в комнату влетел Юла, а за ним отец. Я и не заметила, как Юла побежал за отцом. Юла подошел к посылке, увидел, что она открыта, и заплакал. Упал на пол, начал дрыгать ногами, никого не хотел слушать, ничего не хотел брать: ни конфет, ни даже красивой железной юлы, которую ты прислала, обиделся, что без него открыли. Кричал и плакал, что мы его обманули. Не разговаривал со мной. Сам не брал юлу и другим не давал трогать.
Когда все разобрали свои подарки, остался пустой ящик. Мне стало обидно, Я попросила детей сложить все в кучу и пригласила соседок: пусть видят, что прислала моя дочь!
Тут произошло самое неожиданное. Дай аллах, моя дочь, тебе здоровья! Сидят соседки, цокают языками, хвалят тебя, и вдруг Колобок кричит:
— Деньги. Мама, деньги!
Ну, думаю, глупая, хрустящую бумажку увидит кричит — деньги. Но Колобок на самом деле нашла деньги. Подняла газету со дна посылки, а под газетой — пятьдесят рублей!
Удивлению не было конца. Даже отец улыбнулся.
Соседка шепнула мне, что жалеет, что так рано женила сына. Я ей ответила:
«Все равно моя дочь не вышла бы за твоего сына, он учиться еще с пятого класса бросил».
Она очень обиделась и сразу ушла. А мне было приятно!
И еще вот что хочу тебе сказать. Гульжанат: хорошо, что никто не догадался, даже папа не догадался, какие это деньги. Я поняла, что ты берегла их и хотела сделать посылку на свои деньги. Хотя очень поздно прислала, но я тебя не ругаю. Грех плохое слово сказать о такой дочери.
Только я обижена на тебя.
Ты ничего не пишешь о себе. Мы от других больше узнаем, чем от тебя. Это и папу очень обижает и меня. Ты не должна от нас скрывать ничего. У тебя других родителей нет.
На днях Омар приходил к нам. Дай аллах ему долгой жизни. Он часто теперь ходит к нам. Не помню, писала я тебе об этом или нет, но Омар устроил папу бригадиром МТФ. Он оказался такой хороший и заботливый человек. Только, к нашему несчастью, он тоже собирается переезжать в город. А папа и я отговаривавший его, потому что мы хотим, чтобы и ты вернулась в аул. Все-таки наши аульские парни лучше городских, ты как думаешь?
Ты теперь, что ни говори, первая девушка в ауле и без мужа здесь не останешься. Я бы больше ничего на свете не хотела, только чтобы и остальным твоим братьям и сестрам везло так же, как и тебе. Будем всегда молиться аллаху об этом. Иншиллах!

Жду ответа, как соловей лета. Мама».

Журнал Юность № 11 ноябрь 1971 г.

Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области