Ровно в шесть часов вечера Лариса, нарядная, надушенная, с роскошным мужским портфелем, стояла у квартиры Амирхана. Но как она ни стучала, двери оставались закрытыми. «Неужели он побежал к этой?..» — холодея, думала Лариса и продолжала стучать и стучать. Скоро одна за другой открылись все двери, что были на лестничной площадке, и соседки, с интересом рассматривая Ларису и ее модный наряд, заверили, что Амирхана нет дома, иначе он давно бы открыл.
Но Амирхан был дома. Он слушал Ларисин стук, ее голос. «Стучи, стучи, хоть двери выломай, не встану!»
Лариса ушла.
«Как объяснить Гульжанат, что я не виноват? Ничего, завтра все образуется, — успокаивал себя Амирхан.— Как душно!» Он встал, открыл окно. За окном шел холодный осенний дождь. Амирхан вернулся к столу, выпил подряд две рюмки коньяку.
Ночью он проснулся от ледяного холода, его бил озноб, а голова горела, как в огне. Амирхан закрыл окно, разделся, укрылся двумя одеялами, сверху навалил еще пальто, но согреться до утра так и не смог. Утром он попросил у соседки градусник. Температура поднялась до тридцати девяти. «Ого! Это сейчас, а сколько же было ночью?» — подумал Амирхан и попросил соседку вызвать ему врача и сообщить о его болезни в редакцию.
А в это время Гульжанат шла на работу. Каждый шаг стоил ей огромного труда. «Лишь трусы убегают с поля брани»,— говорила Ирина Григорьевна. И сейчас Гульжанат повторяла без конца слова любимой учительницы. Но напрасно она себя мучила, в редакции никто не обратил на нее внимания. Только один Магомед Магомедович встретил с распростертыми объятиями, но тут же осекся:
— Что с тобой?
— Руку обожгла.
— Невестам болеть не полагается, — пошутил старик.— Привет тебе от домашних, все кланяются, очень симпатичные у тебя родные. Ты чего так побледнела?
— Руку ударила, я в аптеку сбегаю, хорошо? — Гульжанат еще секунду назад не думала идти ни в какую аптеку. Но остаться с глазу на глаз с Магомедом Магомедовичем не смогла, не нашла в себе душевных сил. В дверях она столкнулась с Курбан-Кады.
— Что с тобой?
— Да вот руку обожгла.
— Бедняжка, оксикорт в аптеке купи, очень помогает. А я в отпуск ухожу, да вот Амирхан заболел, что с ним, ты не знаешь? Говорят, температура у него сорок.
— Амирхан? Вчера еще был здоров.
— Сейчас мне позвонила ого соседка. Гульжанат забыла и обиду, и боль, и название
лекарства, которое посоветовал ей купить Курбан-Кады. Не отдавая себе отчета, она побежала к дому, где жил Амирхан. У дома лицом к лицу столкнулась с Ларисой, которая с мужским портфелем вошла в подъезд Амирхана. Лариса, занятая своими мыслями, не узнала Гульжанат. Еще вчера вечером Лариса решила дежурить у дома Амирхана, дождаться, когда он выйдет, и, ни в чем его не упрекая, подарить портфель. Но вот стрелка часов перевалила восемь, потом девять. Амирхан не показывался. Тогда Лариса стала подниматься по лестнице…
Дверь в квартиру Амирхана была полуоткрыта. Соседка ставила ему на голову уксусный компресс. При чужой женщине Амирхану было неудобно сказать Ларисе, что он не хочет ее видеть. А потом, когда соседка ушла, Лариса так просто, по-товарищески подарила портфель, такой роскошный портфель, что выгнать, ее после этого было просто невозможно.
— Я английский захватила, но сейчас тебе заниматься нельзя.
— Да-да, Лариса, иди, я буду спать,— дружески сказал Амирхан. Он ждал, он надеялся, что, узнав о его болезни, Гульжанат придет, обязательно придет. Он ведь специально для нее попросил соседку передать в редакцию, что у него температура сорок. А Гульжанат так и не пришла. Он ждал ее целый день и вечер, а она не пришла.
Амирхан не знал, что она бежала к его дому сломя голову, но, увидев Ларису, которая, как назло, опередила ее на несколько секунд, остановилась, потом побрела, путаясь в улицах и переулках, побрела за город, опять на Тарки-Тау.
День был теплый и солнечный, казалось, что вернулось лето. Деревья стояли голые, а на склонах зеленела новая трава.
«Вот осень, скоро зима, а трава растет, если упадет снег, что с ней будет? — равнодушно думала Гульжанат. — Странно, как все тяжело, непонятно и странно».
Целый день пробродила Гульжанат по лесу. «Уволят меня с работы за прогул, ну и пусть уволят». Поздно ночью она вернулась домой. Тетушка Барият не спала, ждала.
— Ты что? Из редакции за тобой рассыльную присылали, где ты была?
— Да? Рука болела, в горы ходила.
— А-а, в горы. — Такой ответ вполне удовлетворил тетушку Барият.— Ну что, полегчало?
— Да, там мне было легче, только я так устала, что ужинать не хочу, — сказала Гульжанат, видя, что хозяйка накрывает на стол.
— Ну, ложись, я возле посижу, про сватовство расскажу, надо же, какая ты нелюбопытная.
— Хорошо, рассказывайте, только я глаза закрою, не думайте, что я спать буду.
— Еще чего, — засмеялась Барият, — кто это может уснуть, когда ему рассказывают, как его сватали? Закрывай глаза — мне спокойнее, а то они у тебя такие стали, что я в них без слез смотреть не могу, сиротские, будто не твои, будто тебе их подменили. Ну вот, слушай.— И тетушка Барият со всеми подробностями, со всеми мелочами рассказала ей о поездке в аул, к ее родителям.
Всю неделю Гульжанат чувствовала себя как на раскаленных угольях. Узнав о поездке Магомеда Магомедовича и Барият в аул, все спрашивали: «Когда же свадьба?». Интересовались здоровьем Амирхана.
Как-то вечером, не выдержав, Гульжанат снова пошла к его дому. И в окне ясно увидел женский силуэт, эта, была участковый врач, а Гульжанат подумала, что Лариса. «Ну, совет вам да любовь, как говорила Ирина Григорьевна»,— устало подумала Гульжанат.
Ссылаясь на то, что работать и учиться одновременно трудно, она решила уйти из редакции.

Журнал Юность № 11 ноябрь 1971 г.

Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области