Болван! Идиот! Подлец! — ругал себя Салман, шагая к общежитию.— Сволочь! На чужие деньги польстился, будто сам заработать не могу! Нечего сказать — на хорошую дорожку вступил — верные пять лет… Пять лет! И откуда она взялась тогда, эта мороженщица! Черт ее поднес мне в тот вечер. И не думал я ее вовсе грабить. Не думал, хотел помарьяжить. Да кому теперь докажешь. Факт налицо. Да еще она в редакции работает! Уж эти журналисты законы знают. Они с меня шкуру спустят по всем правилам».
Бежав от Гульжанат, он весь день бесцельно бродил по городским закоулкам, а потом ночевал у дальнего родственника. Сейчас он шел в общежитие, чтобы собрать вещи и… «Смотаюсь из города, нечего мне здесь делать. Надо сматываться, пока эта Гульжанат шума не подняла. Сяду на мотороллер и махну в Минводы, а там его загоню, куплю билет на самолет и в Сибирь, куда-нибудь подальше. Паспорт, военный билет при мне, а с трудовой книжкой как-нибудь выкручусь».
С замирающим сердцем подошел Салман к общежитию, в котором еще вчера чувствовал себя полновластным хозяином. Первым долгом открыл железную конуру во дворе, сваренную специально для его нового мотороллера. Мотороллер был цел и невредим, заманчиво сверкал краской и никелем. «Рванем с тобою! — как когда-то клали руку на гриву коня, погладил руль Салман. — Рванем, ни одна собака нас не догонит!»
Коридор общежития был пуст и тих: одни жильцы сейчас работали, другие, что вернулись после ночной смены, спали первым, крепким сном.
В комнате Салмана никого не было, постели его товарищей радовали глаз армейской заправкой, пол был чисто подметен. Вот только пепельница полна окурков — да разве мужской глаз за всем уследит!
Салман, не мешкая, сложил свои вещи в маленький чемоданчик.
«Зачем брать лишнее? Костюм надену. Пальто надену, потому что в дороге от встречного ветра будет холодно. Рубашки нейлоновые я взял, свитер взял, а остальное шмотье пусть остается друзьям-товарищам на память о Салмане. Не пропаду. Пусть все остается: нарды, еще один свитер, байковые рубашки, комбинезон, шляпа, рабочие ботинки (совершенно новые, ни разу не надевал), комплект гантелей, боксерские перчатки, большой чемодан и прочее».
Дверь приоткрылась, заглянула Асият, увидев Салмана, просияла и вошла в комнату.
— Ты здесь?..
— Сейчас здесь, через полчаса буду далеко, или заявлять на меня побежишь? — зло сверкнул глазами Салман.
— Что ты, Салманчик, что ты говоришь?! Я деньги принесла, правда, еще не все собрала. Но Гульжанат подождет, она хорошая. Я сидела ее вчера вечером, мы даже сюда приходили с ней. Вот, возьми восемьдесят шесть рублей,— протянула ему Асият тонкую пачку денег.— Все, что у меня было, девчонкам по дешевке отдала: туфли, кофточку, платье. Вещи все-таки одеванные, поэтому все деньги не удалось собрать.
— Убери свои деньги и сама уматывай, видишь, спешу!
— Деньги надо отдать Гульжанат. Хорошо, если тебе неудобно, я сама отдам.
— Это не твоя забота — заработаю, сам вышлю.
— Зачем тебе уезжать? А я? Как же я?! — вскрикнула Асият,
— Как была, так и будешь. Ты тут при чем? Сейчас же пойди в общежитие и верни свои шмотки. «Все по дешевке отдала-а!» — передразнил ее Салман.— Пожар, что ли? Подождет твоя Гульжанат. Сказал, вышлю — значит, вышлю!
Салман решительно защелкнул замок чемоданчика, отряхнул брюки.
— Выйди, пожалуйста, мне надо переодеться, я спешу.
— Салман! — бросилась к нему Асият.— Салман, я же пропаду без тебя! Умоляю, не уезжай! Гульжанат никому ничего не скажет, никому!
— Хватит! — холодно отстранил ее Салман. — Подружке своей передай, что я не какой-нибудь жмот — деньги ей вышлю, точно, пусть шума не поднимает.
Асият л изнеможении опустилась но пол, обхватила дрожащими руками колени Салмана…
— Я не пущу… не пущу!
В дверь коротко постучали.
— Встань! — испуганно оттолкнул ее Салман.— Открой, скажи, что я ушел,— и он проворно скользнул за платяной шкаф.
Вскочив на ноги, Асият вытерла косынкой глаза, открыла дверь.
В комнату вошла Гульжанат.
— Я так и знала, что ты придешь сюда! — радостно поцеловала подругу Асият.— Ты ведь простила его, правда? Вот деньги. Восемьдесят шесть рублей — это он передал. Он…
— Ты здесь одна, а Салман? — огляделась Гульжанат.
— А-а…— запнулась Асият,— а-а, а его нет.
— Убежал? Струсил! — презрительно сверкнула глазами Гульжанат.— Я по пятнадцать часов в день работала, а он за одну минуту всю выручку… и убежал! Даже смелости не нашлось самому отдать деньги. Ох, трус!
— Ты полегче на поворотах! — боком вышел из-за шкафа не стерпевший обиды Салман.
— А-а! Ты здесь? За шкаф спрятался и чемодан уже приготовил? Ну беги, беги! — подбоченясь, наступала на него Гульжанат, презрительно сверкая глазами,— А ты, дура, плачешь! — обернулась она к Асият.— Радоваться надо, что трус, что вор убегает!
— Не смей так говорить. Не смей, слышишь! — оборвала ее Асият. — Возьми свои деньги, тут тринадцати рублей не хватает. Я в получку принесу остаток. Возьми и замолчи!
— Подожди! — схватил Асият за руку Салман.— Деньги спрячь. Они твои, я должен, я. Кто тебе сказал, что я струсил? — гордо улыбнулся он Гульжанат.— Ну давай, зови милицию, я подожду.— Он отошел в глубину комнаты, сел на кровать.— Давай, давай, зови!
Гульжанат смутилась, опешила.
— Откуда ты взял,— пробормотала она,— откуда ты взял? Я и не собиралась, я пришла с тобой поговорить, помочь.
— Помочь? Чем помочь?
— Ну, сказать, ну, спросить, ну, может, ты в первый раз,— начала заикаться Гульжанат, сбитая с толку в своем наступательном порыве.— Спросить, может, пьяный был и теперь сам раскаиваешься?
— Значит, вы обе с Асият задумали меня спасти?— криво усмехнулся Салман. — Молодцы. А я в вашей помощи не нуждаюсь. Деньги я тебе вышлю. У Аськи не бери, она свои шмотки все за бесценок продала. Тогда выйдет, что тебе я долг отдал, а ее ограбил. Не такой я… не думай… Сам брал, сам и отдам. Ну, пока! — Он резко поднялся с постели, взял в руки чемоданчик.
— Все-таки бежишь? — преградила ему дорогу Гульжанат. — Не хватает смелости остаться!
— Представь себе, остаюсь,— бросил чемоданчик на кровать Салман.— Передумал!
— Салманчик! — протянула к нему руки Асият.
— Ладно. Без нежностей,— отстранил он ее.— Без нежностей.

XXV

Добрый день! — вошла в кабинет Амирхана Гульжанат.

— Здравствуй! — встал ей навстречу Амирхан.— Вчера целый вечер прождал. Почему не пришла?
— Ты меня вначале поздравь,— лукаво прищурилась Гульжанат,— сегодня же первый день занятий. В университете мне очень понравилось. Девочек много хороших.
— А мальчиков? — подмигнул Амирхан.
— Не заметила,— засмеялась Гульжанат.— Не смотрела в их сторону.
— Я все годы отличником был, не отставай.
— Постараюсь, вначале всем трудно.
— Товарищ студентка, когда же теперь наша свадьба?
— А вот окончу университет…
— О-о! Это долго ждать! — рассмеялся Амирхан.— Это мы перерешим в рабочем порядке. Кстати, как твои подопечные?
— Знаешь, Салмана даже узнать трудно. Мотороллер свой продает, чтобы мне долг вернуть. Говорит: все равно он счастья не принесет — не на честные деньги куплен. И к Асият так переменился… Она ему говорит: «Я поняла, что ты не любил меня… но я тебя очень люблю и потому желаю тебе счастья. Вес равно, с кем ты его найдешь. Желаю тебе только честной жизни и счастья. Но ребенка я оставлю и, если родится сын, назову его Салманом. Не бойся, я ничем тебя не затрудню, ничем — это мое горе и мое счастье. А по принуждению я ничего не хочу». Салман вес время задумчивый, от Асият не отходит, советоваться о чем-то к Курбач-Квды приходил. Я у Курбан-Кады спрашивала, он смеется, говорит: «Это наш секрет».
— Колоссально! — ударил в ладоши Амирхан.— А мотороллер надо у него посмотреть, я давно ищу себе подходящий. Все-таки почему ты вчера не пришла?
— Я в кино была с Асият и Салманом, они за мной зашли, не могла отказать. Салману все кажется, что я его презираю. Все меня просит: «Лучше заяви на меня, а то я сам в милицию пойду». Вот хочу с тобой посоветоваться, что мне делать, как ты думаешь? Может, и правда, пускай в милицию пойдет и обо всем расскажет?
— Колоссально! — чуть ли не до потолка подпрыгнул Амирхан в порыве какого-то непонятного восторга.— Колоссально! Концовку мне только придется переделать. Ты меня здорово выручила. Садись, слушай.
— Что слушать? — удивленно взмахнула ресницами Гульжанат.
— Ты же знаешь, что редактор мою статью забраковал,— серьезно и сухо сказал Амирхан, садясь за стол.— Говорит,—улыбнулся он,—нет яркого, конкретного примера, общие рассуждения. Прямо в тупик меня загнал. Я — и вдруг не выполнил ответственного задания, такого еще со мной не бывало. А тут, слава аллаху, эта история с Асият и Салманом. За две ночи написал, колоссально получилось!
— О ком написал? — смутно догадываясь, упавшим голосом спросила Гульжанат.
— Об Асият и Салмане. Потрясающая история — прямо для печати. Сегодня концовку переделаю в свете твоего последнего сообщения, и все!
— Постой! Как же так? — со страхом и недоумением сказала Гульжанат, подходя к столу.
Амирхан полез в ящик, вынул оттуда какие-то бумаги, весело подмигнул Гульжанат и сказал:
— А очень просто. Вот статья, вот письмо Асият — из архива достал. Сперва напечатаем письмо Асият, а ниже, в виде комментариев, мою статью, где я рассказываю подробно об Асият, о тебе. Тебя я не называю. Просто девушка Н. А дальше о перерождении Салмана. Все излагаю высокими словами, мелодраматично, во вкусе читающей публики и нашего уважаемого Курбан-Кады. Теперь ты мне гениальную концовку подсказала: «Угрызения совести замучили Салмана. Ему простили девушки, но простит ли советская общественность? Салман решает пойти в милицию и чистосердечно признаться». Колоссально!
— Ты шутишь? — натянуто улыбнулась Гульжанат.
— Нисколько. Материал что надо, сенсация на весь город!
— Но разве так можно?
— А почему нельзя, садись и слушай.
— Дай, я сама прочту,— взяла бумаги Гульжанат. Письмо Асият ей было знакомо, она просмотрела бегло лишь комментарии Амирхана, лицо ее то краснело, то бледнело.
— Письмо же сдано в архив? — подняла она растерянные глаза на Амирхана.
— О, святая простота! Это ничего не значит. Видишь, я даже могу это обыграть и написать абзац о чуткости и принципиальности работников редакции. Давай я прочту тебе все вслух, ты, видно, чего-то не улавливаешь, — потянулся за написанным Амирхан.
— Нет, нет, я сама! — отпрянула Гульжанат.— Слушай, Амирхан, эту статью нельзя печатать. И письмо Асият. Она же прислала его вовсе не для публикации, а так, от избытка чувств… Она просила и меня и Курбан-Кады, чтобы о письме никто ничего не знал. И потом, эта история с Салмаком… Он сам все осознал, все понял, зачем же писать об этом в газету? Зачем позорить человека? Это же его убьет! Писать о человеке, чтобы ему помочь, я понимаю, но чтобы погубить…
— Ты очень красноречива,— прервал ее Амирхан.— Речь идет о примере для других. Разве этого мало? Перед нами рассказ о двух самоотверженных девушках, которые спасли человека от полного падения.
— Но девушки не просили тебя об этом писать. Мы обе категорически против! — вспыхнула Гульжанат.
— Это вы от недомыслия, — ласково, как маленькой, улыбнулся Амирхан.— Политическая близорукость. Ну да хватит об этом говорить, хорошо, подумаю… Пожалуй, ты права, я не буду этого печатать, наверно, не буду, — примиряюще улыбнулся Амирхан.

Журнал Юность № 11 ноябрь 1971 г.

Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области