Филипп Боноски, американский писатель

Наконец, пришло время поговорить о синих джинсах…
В детстве, которое я провел в небольшом городке сталелитейщиков возле Питсбурга в Западной Пенсильвании, у нас было две смены одежды: «школьная» — ее мы сбрасывали с себя тотчас же после возвращения из школы; и синие брюки, похожие на современные джинсы. Их мы носили «после уроков», по субботам, во время праздников и длинных летних каникул. Для нас джинсы были своего рода домом — мы жили в них. Их можно было мгновенно натянуть на себя и с такой же легкостью выскользнуть из них.
Их можно было сбросить где попало и бултыхнуться в реку в жаркие летние дни. Правда, «синие джинсы» моей юности несколько отличались от современных синих джинсов. Хотя их и тогда делали из прочной холщовой синей ткани; спереди они походили на фартук, а сзади застегивались на две перекрещивающиеся лямки. С такими джинсами не надо было носить рубашки и даже нижнего белья. Это было очень кстати, потому что в те суровые, нищие времена наши матери сами шили для нас одежду из любого материала, который был под рукой. Нижнее белье наши матери обычно шили для нас, детей, из старой мешковины. В те дни в каждой семье оставалось много мешков из-под муки, потому что хлеб тогда пекли дома. Клеймо фирмы «Мука Пилсбири» не отстирывалось, и на нижнем белье всегда были видны эти унизительные слова. Летом я предпочитал обходиться без него.
Боялся, что вдруг стану жертвой несчастного случая, и незнакомые люди по моему нижнему белью узнают все о моей жизни…
В детстве мы все ходили в синих джинсах, они назывались комбинезоном; летом — ничего, кроме них, даже ботинок, не носили, предпочитали бегать босиком. Из взрослых рабочих такие же холщовые синие джинсы носили только кочегары, механики (вместе с такой же холщовой синей курткой) и фермеры. Ни один парень из буржуазной семьи, не говоря уже о взрослом мужчине, ни за что не согласился бы надеть их, потому что синие джинсы были неизменной одеждой рабочего человека. Они были прочными и удобными, кроме того — хотя в то время это не приходило мне в голову,— их окружал ореол своего рода романтики, как отметил много лет спустя известный американский писатель Синклер Льюис.
Ведь синие джинсы были одеждой трудовых людей, энергичных, людей действия, которым нередко приходилось сталкиваться с опасностью, объединенных одной жизнью, одной судьбой. Обычно джинсы плотно облегали бедра, были удобны в носке (рабочая одежда должна быть удобной и надежной) и подчеркивали, когда мужчина трудился, его физическую силу. В такой одежде было по-настоящему удобно работать, а работа — это самое главное в человеческой
жизни. Когда после работы человек снимал джинсы и вешал их на гвоздь или просто бросал на пол, они и тогда не превращались в безликую принадлежность туалета: по ним можно было судить, для чего они существуют, какую работу выполнял их хозяин. В противоположность «хорошей одежде» синие джинсы раскрывали суть жизни человека, а не маскировали ее. Случилось так — и это произошло само собой,— что с течением времени синие джинсы
превратились в форменную одежду рабочих людей.
Мой старший брат удрал из дому и нанялся моряком на один из пароходов, плавающих по Великим Озерам. Великие Озера — это пять громадных озер, расположенных на границе США и Канады.
По этим озерам пароходы доставляли руду из железного рудника в горах Мессаби, в верхней Миннесоте, родине Гэса Холла, лидера американских коммунистов, к огромным сталелитейным заводам в окрестностях Питсбурга, находящихся на слиянии двух рек, носящих индийские названия Мононгахела и Аллигени, с рекой Огайо, притоком Миссисипи, рекой, протекающей через места, где жил Марк Твен.
Брат работал все лето до осени, а когда Великие Озера замерзали, он возвращался домой, привозил все заработанные деньги и показывал нам пачку долларов — она казалась нам целым состоянием. Брат рассказывал о далеких краях и удивительных людях, с которыми ему довелось встретиться, о приключениях и опасностях, которые ему удалось преодолеть.
И мы, младшие, раскрыв рот, слушали эти удивительные истории, расцвеченные самыми необыкновенными красками невиданного, необычного, чему не было места в нашей повседневной жизни. Столь же экзотичной была и его одежда: темно-синяя, плотно облегающая голову матросская шапка с кисточкой, которой не страшны были никакие ураганы, и потрепанные, изношенные синие джинсы; не тот синий, бесформенный холщовый комбинезон, который в те дни носили мы, дети.
Это были настоящие джинсы — тогда их называли «дангари». Они доходили только до талии и нередко были туго перетянуты настоящим великолепным кожаным ремнем с огромной медной пряжкой.
Эта рабочая одежда была неразрывно слита с жизнью матроса — невозможно было представить, что она станет модой, превратится в предмет вожделений для молодежи последующего поколения, распространится по всему свету и достигнет, к моему удивлению, самой Москвы.
Вспоминаю один субботний день во время кризиса 30-х годов. Как и миллионы других американцев, мой брат был безработным. В то время я еще ходил в школу и после уроков по субботам играл с ребятами на улице в баскетбол. Мы прибивали к телефонному столбу в нашем переулке обруч и, разбившись на две команды, играли в баскетбол. Сражение это казалось нам бесконечным: беспросветным, серым дням также не видно было конца.
Брат был дома; он метался по террасе, как лев в клетке. Сталелитейный завод бездействовал уже много месяцев. Отцу удавалось получать работу лишь раз в неделю, а иногда — раз в две недели.
В магазине ему пока еще отпускали продукты в кредит, и он покупал все только самое дешевое.
Постоянную работу найти было невозможно ни на заводах, ни в шахтах, и чтобы отапливать дом, мы, дети, собирали уголь на холмах и в старых заброшенных шахтах (занятие весьма опасное); по крохам выискивали остатки угля, складывали их в игрушечную вагонетку и привозили домой. От городских властей мы получили на окраине города небольшой участок земли и выращивали на нем овощи.
Но для моего старшего брата, который бывал так далеко и так много видел, было сущей пыткой оказаться привязанным к небольшому сталелитейному городку, откуда он никак не мог вырваться, и в конце концов он решил перебраться в расположенный на одном из Великих Озер город Буффало, откуда моряки обычно уходили в плавание. Брат знал, что и там дела с работой плохи: бездействующие сталелитейные заводы не нуждались в руде, но он, квалифицированный матрос, надеялся, что, в конце концов, получит работу на одном из немногих пароходов, которые все еще выходили в плавание. У него не было денег на билет до Буффало. Но в те тяжелые дни десятки тысяч людей остались без работы и крова и постоянно кочевали по стране. В поисках работы они забирались в товарные поезда, переселялись из города в город и ехали куда глаза глядят. Такое переселение считалось беззаконным, но когда оно стало массовым, полиция того или иного города ограничивалась требованием, чтобы безработные не оседали в их городе, а продолжали двигаться дальше. Прежде железнодорожная полиция арестовывала либо избивала безбилетных пассажиров, либо заставляла их спрыгивать с поезда на ходу, что нередко кончалось смертью. Но теперь все эти меры были бесполезны.
Итак, мой брат, которого тогда все называли «Большой Бил» или «Бродяга Бил», решил отправиться на Север зайцем на товарном поезде.
Мы, как оголтелые, играли на улице в баскетбол, когда он спустился с холма вниз по переулку.
Как сейчас помню его матросскую шапку, грубый свитер и мускулистые, сильные икры, обтянутые до самых щиколоток синими джинсами. Он казался нам воплощением силы и мужества, и мы прекратили игру, чтобы попрощаться с ним, когда он, не останавливаясь, шел мимо нас вразвалку, и посмотреть ему вслед, пока он не скроется из виду.
Таким нам уже больше не суждено было его увидеть.
В тот самый вечер, когда я возвращался домой из местной библиотеки, где проводил за чтением все свободное от игры в баскетбол время, меня встретила залитая слезами сестра. Рыдая, она сказала, что брат сорвался с товарного поезда, упал на полотно между двумя составами и лишился обеих ног.
Вот что потом рассказал об этом он сам. Да, в местном депо он сел на товарный поезд, направлявшийся на Север. И поначалу все шло хорошо, до тех пор, пока поезд не подошел к Алтуне. Здесь в специальном депо товарные поезда обычно переформировывались: некоторые вагоны отцеплялись, к составу добавлялись новые, после чего переформированные составы
направляли по разным маршрутам.
Бродяга Бил (будем его называть именно так) забеспокоился, что будет с его составом, и стал передвигаться вперед, поближе к паровозу, перепрыгивая на ходу с одного вагона на другой. За несколько лет до этого во время несчастного случая брат повредил ногу, и вот теперь эта нога подвернулась, и, потеряв равновесие, брат упал с поезда, идущего полным ходом.
Когда брат пришел в себя, были уже сумерки. Он посмотрел на ноги и увидел сплошное кровавое месиво. Одна нога держалась на обрывке мяса и синего холста, на другой была перерезана ступня.
Брат решил ждать следующего поезда и лег на рельсы…
Какой-то свет неожиданно ослепил его, и кто-то вскрикнул: «Господи!» «Дай прикурить»,— сказал Бродяга Бил. Это был железнодорожный полицейский. Он вызвал машину «Скорой помощи». Но машина не могла проехать к железнодорожному полотну, обнесенному высокой проволочной оградой.
Бродяга Бил приказал санитарам ждать на другой стороне, а сам, подтянувшись на руках, перелез через ограду и упал вниз с другой ее стороны.
«Доктор,— сказал он больничному врачу перед тем, как тот дал ему наркоз,— постарайтесь спасти другую ногу. Может быть, я еще выживу».
И он выжил. Когда мы пришли к брату в больницу, помню, как он утешал какого-то итальянца, который стонал от боли на соседней койке. «Мужайся, парень»,— повторял брат. У него самого было распухшее от ушибов лицо, вдвое больше обычного, все в ссадинах, желтое от йода. В уголке глаза застыла одинокая слеза.
«Что же ты будешь делать теперь?» — спросил отец. «Куплю кружку и стану просить милостыню»,— ответил брат.
Когда мы уходили, медсестра возвратила нам узел с его одеждой, чтобы мы ее выстирали. В узле были: матросская шапка, свитер, рубашка и никаких ботинок. Не было там и синих джинсов.
Бродяга Бил выжил и стал профессиональным картежником. Но это уже совсем другая история.
Так или иначе, вскоре после всего этого синие джинсы исчезли из моего поля зрения или просто из моего сознания. Не уверен, откуда именно. В последующие годы большинство мужчин (и женщин) во всем мире облачились в военную одежду цвета хаки и носили ее долгое время, а после окончания Большой войны начались малые войны. Пятидесятые годы в Соединенных Штатах — «Грязные пятидесятые», как мы их называли,— были годами безграничной реакции; и американская молодежь, где бы она ни находилась в то время — в колледжах, на фермах, на заводах,— хранила молчание. Молодых этого десятилетия называли «молчаливым поколением».
И вдруг, совершенно неожиданно, в какой-то таинственный момент — невозможно установить, в какой именно, молчание это сменилось бурным взрывом протеста; шумом, «длинноволосыми», причудливыми одеяниями. Одежда, какой мы ее представляли себе до сих пор, исчезла. Молодые люди облачились в странные «одеяния». Казалось, вы постоянно находитесь на сцене в окружении молодых актеров, облаченных в театральные костюмы, удивительно напоминающие далекие романтические времена, такие, например, как «завоевание американского Запада», когда ковбои носили енотовые шапки, кожаные куртки и брюки. Черные стали носить африканские туники, медальоны; на головах у них появились причудливые башни из волос, именуемые «естество» и «афро». Молодые женщины во всем мире стали походить на королев или Офелий.
И все это, вместе взятое, создавало атмосферу «Уличного театра» — выражало стремление молодежи жить иной жизнью, отличной от той, которую им навязывало буржуазное общество.
И вдруг среди всей этой пестрой костюмированной экзотики и позерства появились старые знакомые моего детства — синие джинсы.
Не сразу удалось мне привыкнуть к этому. Юноши и девушки из буржуазных семей среднего класса, живущие в предместьях городов, сбрасывали с себя добротную, дорогую одежду, о которой мы в детстве могли лишь мечтать, и осаждали городские магазины в поисках старых синих джинсов, непременно старых и поношенных — именно в этом и заключалась их удивительная причуда. И если молодым приходилось довольствоваться новыми синими джинсами, они нашивали на них сзади заплаты и обтрепывали снизу манжеты.
Почему дети из состоятельных семей стремились выглядеть бедняками? Чем привлекала их одежда рабочих? Поначалу для меня в этом было нечто оскорбительное.
Мне казалось, что богачи, их дети, на свой лад пытаются украсть у нас даже нашу бедность. Точнее говоря, купить по дешевке наши воспоминания о тяжелом труде и тяжелой жизни, с которыми неразрывно были связаны синие джинсы, напялить их на себя как некое своеобразное украшение. Мне это представлялось легкомысленным и неуместным — все равно, что моды ради украшать шляпку окровавленными бинтами раненого солдата. Более того, это казалось мне насмешкой. Они не имеют права на синие джинсы, говорил я себе ревниво. Они не заработали на это права своим потом и кровью. Я стремился защищать то, что принадлежало нам, все то, что было нашим, что было порождено нашей жизнью. Если они хотят заполучить нашу одежду, они должны разделять нашу судьбу, нашу жизнь,— говорил я себе, забыв о великодушии.
Но со временем я изменил свое отношение ко всему этому. В конце концов, я понял все это и принял. Я принял это как своеобразную пусть неосознанную дань юных бунтарей из буржуазной среды жизни, по их мнению, более достойной, настоящей и правдивой, жизни без лицемерия, жизни, к которой они стремятся в своих мечтах и чаяниях. Они готовы были бороться с реакцией против войны во Вьетнаме, за гражданские права черных. И хотя наша молодежь не имеет настоящего представления о том, что такое рабочий класс, она хочет, чтобы мир был таким, каким его могут создать только рабочие, чего многие из молодых не понимали раньше и не осознают до сих пор.
Итак, носите синие джинсы. Это одежда рабочих людей, неофициальная форма рабочих, которую невозможно связать ни с чем иным, кроме труда.
Синие джинсы — это люди труда. И это прекрасно.
Перевод с английского
Ф. ЛУРЬЕ.

Журнал «Юность» № 9 сентябрь 1976 г.

Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области