молодежь и пятилетка
Андрей Фролов

После десятилетки Андрей Фролов работал в Мурманском пароходстве — кочегаром, машинистом, судовым токарем. Плавал на китобойцах. Получил образование инженера-механика, работал наладчиком, конструктором. Последние пять лет разъезжал с экспедициями по Заполярью, Сибири, Дальнему Востоку — шофером, техником, водителем вездехода.

До Владимира Ивановича Кулагова я добирался «на перекладных» и очень долго. У меня была командировка на Крайний Север — в царство вечной мерзлоты, жестоких вьюг и морозов. Дела в тех местах творились грандиозные. Это был «передний край». В небесах и на земле гудели моторы, по дорогам-зимникам тракторы и автомашины везли цемент, горючее для буровых, огромные трубы для строящихся газопроводов. Руководителям—бригадирам, мастерам, начальникам участков и механизированных колонн приходилось ворочать миллионами в полном смысле этого слова. Приходилось принимать рискованные решения, вызванные сложными климатическими условиями, приходилось придумывать и находить выходы, казалось бы, из безвыходных положений. Владимир Иванович — Володя — буровой мастер, один из лучших в здешних краях. На его попечении — буровая со всей ее техникой и службами, три десятка людей и мощный газоносный пласт на глубине двух с лишним километров. Что касается пласта, то тут все вроде бы ясно: над письменным столом у мастера висит геолого-технический наряд и нормативная карта, в которых расписан порядок прохождения скважины. Всему этому его учили. Но под землей была стихия, опасная и коварная. На соседнем месторождении возник неуправляемый газовый фонтан. Поплатился жизнью человек, который закрывал аварийные задвижки. В другом месте фонтан загорелся. С огнем боролись месяц.
И все же молодой, с небольшим опытом Володя был мастером не случайно. Были люди опытные,
старые, заслуженные бурильщики, проработавшие на бурении полжизни. Но в их времена, когда они были в расцвете сил, подобные скважины на Крайнем Севере бурили по полгода и больше. С тех пор обстановка изменилась, изменились темпы жизни, масштабы работы, появилась новая сложная техника. Скважины проходили за полтора месяца. В руководители требовались люди молодые, энергичные и находчивые, требовалось больше технических знаний. В условиях Заполярья требовались еще и определенные моральные качества.
Я познакомился с Владимиром Ивановичем Культовым тогда, когда жизнь уже проверила его характер и волю, когда он, человек спокойный и уверенный в своих силах, пользовался заслуженным авторитетом и уважением своих подчиненных. Но было и время рождения бурового мастера — полярной ночью, в пургу. А рассказал мне об этом бурильщик Сергей Трофимович Шутов.
Сергей Трофимович не испытывал никакой обиды ни за себя, ни за свою судьбу, когда на буровую прислали мастером совсем еще зеленого Володю.
Именно потому в его бригаду и прислали молодого специалиста, что опытного старого бурильщика знали очень хорошо. Необходимые задатки у Володи были, а теперь ему предстояло стать руководителем, и помочь в этом должны были Сергей Трофимович и другие бывалые люди.
Сергей Трофимович был парторгом, это давало ему право иногда с глазу на глаз давать молодому мастеру советы, а иной раз и прочесть необходимое нравоучение. Начиналось с самого простого, порой смешного. Раз Сергей Трофимович увидел мастера, залезающего в вагончик через окно. Оказывается, заклинило, перекосило дверь, се нужно было открыть изнутри. Володя, которому что-то срочно потребовалось из его бумаг, недолго думая, залез в вагончик через окно.
— Ты меня, конечно, извини,— говорил Сергей Трофимович Володе без посторонних,— нельзя такие вещи делать.
— Это почему же? — спросил мастер и насмешливо сощурил глаза.
— Мог Валерку-лаборанта попросить. Некрасиво, когда мастер, хоть и по делу, в форточку лазит.
Любил Володя поначалу сам садиться за рычаги трактора или вездехода.
— Опять ты не прав,— слегка ворчливо, по-стариковски поучал его Трофимыч.— Не спорю,
должен ты уметь это делать, должен, да только не хватайся за рычаги в ответственные моменты. Тракторист ведь куда опытнее тебя в этом деле, у него лучше получится. Сам — только в особых случаях. Лучше с лебедкой на вышке почаще упражняйся, скорее пригодится.
Первое время, проводя какое-нибудь совещание, мастер присаживался на ступеньки, на порог вагончика, на ящик, на что попало. Сергей Трофимович молчал, боясь надоесть окончательно, только недовольно морщился. «Рассадил людей для разговора и сам сядь по-человечески. Не то получается вроде ты их просто поболтать собрал или анекдоты рассказывать». Володя видел, что не нравится это бурильщику, его правой руке, сменному заместителю.
Стал вести себя посолиднее, но, как потом признался мне,— про себя все-таки посмеивался: «Ублажу старика, сделаю умный вид».
Не обошлось и без «вмешательства в личную жизнь». Была на буровой повариха Аня — молодая красивая баба, с характером к тому же. Ухажера имела постоянного, пожениться вроде бы даже собирались. Да вот повадилась по делу, а порой и без дела соваться в вагончик к мастеру. Тот, конечно, в делах, внимания не обращает, а языки злые нашлись, сплетню пустили. Тут уж была проведена парторгом «воспитательная работа» с поварихой.
— Ты что это за маневры затеяла?
— Какие-такие маневры, не пойму вас,— отвечала та.
— Все ты понимаешь! Ваську своего подзадорить хочешь, ревность вызвать желаешь?
— Может, и желаю.
— А вот прекрати. Володя-то жену любит, ни к чему ты ему.
— Жена-то далеко в городе,— отвечала деваха,— а я рядом.
— Ну вот что,— рассердился не на шутку Трофимыч,— ты смуты здесь не устраивай. Забыла, как я вас с Васькой мирил? Больше не стану. Вам, дурам, невдомек, что мужики от такой ревности не любовью, а злостью загораются. Прекрати!
В конце концов, советы Трофимыча возымели действие: Аня прекратила свои штучки.
Все это были пустяки. Главное было то, что буровая работала хорошо. Заработки у людей были хорошие, состав бригады держался постоянным. Молодой мастер делом интересовался, за всем следил вовремя.
Наступили зима, полярная ночь, ударили пятидесятиградусные морозы.
Раз, окинув критическим взглядом Володю, бурильщик сказал:
— Одежонку не мешало бы сменить. Курточку эту меховую на полушубок замени, а то задница, извини, у тебя окажется под местным наркозом.
— Мне эту курточку пилот подарил.
— Вот и повесь ее как сувенир на стенку, с ружьем рядом. Пилотам она, может, и годится, а нам нет. Поверх полушубка еще плащ нужно надевать от ветра. Как на мне — смотри.
Володя покосился на Трофимыча, который и так был крупных размеров, а во всех своих одеждах выглядел великаном.
«Прямо мамонт, а не человек, хоть на тысячу лет — в вечную мерзлоту!»
— Унты тоже не годятся. Тяжелые они, да сушить долго. Валенки выпиши со склада самые обыкновенные, только большого размера. А в валенки — носки меховые из собачины. Я жене в деревню напишу. Пришлёт для тебя.
(«Честно говоря, думал, не «сломаться» бы ему здесь,— рассказывал бурильщик.— Слали бы таких на обкатку в благоприятные климаты».)
Задула пурга. Дороги замело, погода нелетная, сообщения с базой никакого, только связь по радио, да и та временами прерывается, не проходят радиосигналы. Топлива для буровой не успели забросить в достаточном количестве, а был вскрыт газоносный пласт. Тот самый мощный пласт, который показал уже, что шутки с ним плохи. В таких случаях прокачка скважины должна вестись безостановочно. Постоянно в ней должен находиться столб раствора, создающего противодавление. Этот раствор должен был постоянно обмениваться, чтобы не происходило его разгазирование. Кончится топливо, перестанут работать насосы, нагнетающие раствор на двухкилометровую глубину, вот тогда жди приключений.
С базы Володя получил распоряжение: «Прекратить бурение, перейти на холостой режим, экономить топливо».
— На холостом режиме тоже не жди ничего хорошего,— пояснил Сергей Трофимович.
А однажды ночью в вагончик мастера ворвался один и?, сменных бурильщиков и принес недобрую весть: прихватило бурильные трубы в скважине, засосало глиной инструмент. Бурильщик, не сообщив мастеру, на свой страх и риск пытался выдернуть трубы из скважины, но только усугубил положение: верхний горизонтальный пояс вышки, не выдержав перегрузки, дал погиб. Теперь трубы были без движения, могла прекратиться циркуляция раствора.
Выйдя утром на связь с базой, мастер сообщил о случившемся, сказал, что послал трактор к соседям за монтажниками и приготовился сделать закачку солярки (дизельного топлива) в скважину.
Это помогает размыть глину на трубах и инструменте. Динамик рации некоторое время молчал, словно в затруднительном положении был не мастер, а человек, ведший разговор из диспетчерской.
— В ближайшее время доставить топливо не сможем. Пурга по прогнозам надолго, — ответили наконец.
— У меня другого выхода нет. Думайте, как доставить. Даже в скважину качать не буду, все равно в обрез. Думайте, как доставить топливо.
На другом конце думали. На сей раз еще дольше.
— Ждите указаний начальника экспедиции.
Монтажники прибыли очень быстро и сразу приступили к работе. Их бригадир Александр Ильич Кутасов осмотрел пояс и сказал: «Дело трудное, мороз,— но заменим пояс, заменим».
Пурга закрыла все вокруг белой пеленой. А жизнь на буровой пока шла своим чередом.
После обеда, скромно постучавшись в дверь, к мастеру вошел тракторист по фамилии Пугач. Он был в замасленной расстегнутой телогрейке, в шапке с поднятыми ушами, свисающими по сторонам.
Присел на корточки у порога и закурил. На вопрос: «В чем дело?» — медлил с ответом. Потом долго рассказывал, что у него барахлит левый фрикцион, да и правый не очень, еле фурычит форсунка первого цилиндра. Пугач возил воду для буровой из ближайшего озера. Вода шла на прокачку скважины, на котельную, на кухню. Еще рассказывал, что прорубь каждый раз замерзает. Приходится расковыривать, ломом расковыривать. Володя устал слушать, отправил Пугача, назвав темнилой. («Научился немного в людях разбираться,— отметил Сергей Трофимович, который был невольным свидетелем их разговора,— не дал голову себе морочить».)
Потом прибежал монтажник Кутасова в брезентовой робе. Его широкое скуластое лицо было багровым от мороза и оттого, что бежал бегом. Он сообщил Кутасову, что Славка, это был другой монтажник, пересидел на высоте, окоченели руки, не может спуститься вниз. Кутасов заочно обругал Славку «романтиком», велел нагреть в дизельной рукавицы. Потом с нагретыми рукавицами за пазухой полез на вышку выручать Славку.
Стоял шум на кухне. Аня ругалась с Пугачем, который опоздал с водой для столовой. Пугач настолько спокойно выслушал всю брань в свой адрес, что повариха пригрозила в следующий раз расколоть сковородку об его голову, если вода не будет во время. Пугач снова пошел выяснять отношения к начальству, любил он это делать.
— Мне сковородок не жалко,— ответил ему Володя,— пусть хоть все о твою голову расколотит.
Пугач похлопал глазами и ушел.
— Правильно ты его,— сказал Сергей Трофимович.— Ничем не проймешь этого человека, у него не нервы, а проволока железная.
На следующий день нарушилась связь с базой.
Опять не было прохождения радиосигналов. Буровую, может быть, и слышали, но она базы не слышала. Из эфира доносились чужие настойчивые голоса, все что-то требовали, всем что-то было нужно.
Володя на всякий случай прокричал в эфир о своих делах.
Пурга и не думала стихать, наоборот, усилилась.
Монтажники приготовились ставить на место новый стержень вышки, старый, что служил перекладиной между двумя вертикальными стойками, был уже снят.
Кутасов застегнул поверх полушубка широкий страховочный пояс, цепь перекинул через плечо.
— Не знаю, сколько провозимся,— сказал он Володе,— сильно увело в сторону отверстия. Два трактора нужны для растяжки вертикальных стоек. При крайности можно одним обойтись. Пугач хороший тракторист, может, справится.
— Хороший-то, хороший, только в настроении плохом ходит.
На улице сквозь вой пурги слышно было тарахтение тракторного двигателя. Володя и Кутасов ждали, когда появится тракторист. На крыльце топал ногами, отряхивался человек. Потом открыл дверь пинком ноги. Володя и Кутасов не видели из комнаты, кто вошел в прихожую. А тот, ни слова не говоря, бросил па пол рукавицы и принялся греть руки над раскаленной спиралью.
— Это не Пугач,— сказал Кутасов,— тот тихоня, уж не Корнев ли от соседей.
— Я, я, Корнев,— раздалось из прихожей.
Кутасов оживился, приезд Корнева его обрадовал.
— Не помогать ли приехал?
— А зачем же, думаешь, по сугробам лез? Фары пургу на три метра пробивают, не больше, дорогу на ощупь искал.
— А как узнал, что нужен?
— Как узнал? Слышал наш мастер ваши разговоры с базой.— И Корнев улыбнулся темным морщинистым лицом, показав в улыбке железные зубы.
В дверь постучались, осторожно вошел Пугач. Вошел и скромно присел на корточки.
— Ну вот, теперь и обсудим, как действовать,— сказал Володя.— Давай твоим трактором одну стойку оттянем, застопорим гусеницы, а Корнев с другой стороны вторую будет под размер натягивать, отверстия совмещать.
— У меня муфта резко берет, лучше мой трактор застопорить,— сказал Корнев.
— Лучше тракторами поменяйтесь.
— Я свой трактор никому не дам. Не-ет. Ни при какой погоде. Думаете, не смогу под размер натянуть? — ответил Пугач.
Володя громко рассмеялся:
— У тебя же фрикционы барахлят, и форсунка одна не фурычит.
После замены пояса на вышке сделали новую попытку провернуть, поднять засевший в скважине инструмент. Бурильные трубы не двинулись с места.
Уровень топлива в расходной цистерне все падал. С базы были высланы два трактора. Двойкой тягой они тащили емкость с горючим. Пробиться не смогли. Отцепив емкость, тракторы с трудом нашли обратную дорогу, вернулись на базу.
В столовой Аня разливала щи по мискам. У нее было плохое настроение, поругалась со своим Васькой.
— Говорила: заказывайте больше хлеба с вертолетом. Теперь будет пурга месяц дуть, насидитесь без хлеба! — Аня швыряла миски.
— Скважину можно загубить, столько трудов пропадет, а ты про буханки.
— Дизеля, того гляди, станут, топливо на исходе,— отвечали ей.
— Станут дизеля — и лепешек не на чем будет испечь,— ворчала Аня.
— Когда дизеля остановятся, не до лепешек будет.
— Кончится топливо, ничего не будет,— сказал тщедушный парнишка Миша Уткин, он работал кочегаром. Сказал с наслаждением, словно намеревался кого-то запугать.— Плита твоя работать не будет, замерзнет все, обогреться нечем, электричество погаснет, тьма кромешная наступит. Построимся в колонну,— продолжал Миша, смакуя,— и пешком к соседям.
— Найдем, чем обогреться! — рассердился Сергей Трофимович.— И свет придумаем! И в колонну строиться не станем!
Миша притих.
— Конечно, придумаем,— сказал другой бурильщик, Алексей.— Печек железных понаделаем. Коптилок. С буровой какое есть дерево посдираем…
Обогреемся. А до соседей-то далеко-о-о…
В вагончике Кутасов разливал по стаканам чай.
— Ну и заварил ты,— сказал Володя,— после такого чая сутки не уснешь.
— Как раз соответствует моменту… Значит, весной поедем на гусей охотиться? А?
— Поедем,— машинально ответил Володя.
— Отдохнем как следует. На Черное море тоже
надо съездить. У твоей жены когда отпуск?
— Что? — переспросил Володя.
— На Черное море, говорю, поедешь?
— Поеду.
— А на охоту?
— На охоту тоже.
— Как ты думаешь, — спросил Володя через некоторое время,— сколько стоит наша скважина?
— Миллиона полтора.
— Я думал — больше.
Володя и Сергей Трофимович делали обход по буровой. Работал один-единственный дизель. Слегка поддерживалось пламя в котельной. Буровую, ее механизмы еще больше занесло снегом, покрыло льдом. Казалось, что все вокруг живет на последнем дыхании. Уходит последнее тепло, кончается последняя энергия.
Всюду, куда они заходили, видели озабоченные лица людей. Всюду немой вопрос: что будет дальше? Мастер не знал, что будет дальше. Никто не знал. Но люди должны были видеть его спокойным, не потерявшим надежды. («Тут и бывалому человеку не долго растеряться, а он молодец — не подавал вида!» Это потом рассказывал Трофимыч.) Буровая находилась на вулкане, который мог заработать в любое время. Пока действовали все механизмы, была циркуляция раствора в скважине. Теперь могло произойти разгазирование раствора, падение его
удельного веса, падение противодавления, а вслед за этим и выброс газа из скважины.
— Весной обязательно поедем на озера,— говорил Кутасов Володе в вагончике,— сигов наловим, уху сварим. Сварим уху?
Володя не слушал, невеселыми были его мысли. — Володь, я тебе что говорю? На охоту… На рыбалку… Ухи… Гусятины.
— Да, обязательно… Непременно.
— Эх, Володя, Володя, тебе сколько лет-то?
— Двадцать пять.
— Мало ты бывал во всяких переделках. Бывает, нет вроде никакого выхода, потом глядишь — находится, и самому перед собой стыдно, что паниковал…— Кутасов прислушался…— Слышишь, вроде трактор идет?
— Да что ты, в конце концов, как ребенка, меня утешаешь! — вскипел Володя.
Кутасов махнул рукой. Слушал.
— Нет, не показалось мне.
— Галлюцинации слуховые у тебя.
Кутасов встал, надел полушубок. Теперь и Володя прислушался.
— Да… похоже на трактор.— Шум двигателя временами прорывался сквозь вой пурги.
Люди высыпали на улицу, встречали трактор. Он шел, выхватывая из тьмы фигуры людей, углы вагончиков, тяжело работал двигателем. На прицепе была цистерна. Трактор окружили со всех сторон. Из кабины, распахнув дверцу ногой, вылез Корнев.
Его тормошили, с ним обнимались.
— Сами-то с чем остались? — спросил Володя.
— С чем вы, с тем и мы… Ты какой год на Севере?
— Второй.
— А я пятнадцатый. Закон тундры плохо знаешь.
Привет тебе от нашего мастера.
— Закачки солярки в скважину не дали результатов,— говорил мастер в микрофон рации. Рядом
с ним находились Сергей Трофимович и Кутасов.— Циркуляция слабеет. Появилась опасность разгазирования раствора. Буду выдергивать инструмент на предельных нагрузках. Прием.
— Ваш новый пояс может не выдержать. Рухнет вся вышка. Дело опасное.
— Выброс еще опаснее.
— Проверьте аварийные задвижки.
— При выбросе на наших грунтах пойдут по сторонам грифоны, снесет все аварийное оборудование вместе с буровой.
— Подумайте как следует.
— Думали! Начинаю! Все!
Мастер выключил рацию, все оделись и вышли.
— Ты, Трофимыч, следи за раствором,— сказал Кутасов,— как газ появится, сразу к аварийным задвижкам. Я буду в дизельной за оборотами следить…
— Постой,— прервал его Сергей Трофимович,— к рычагам, пожалуй, мне все-таки, не ему,— сказал он вполголоса, имея в виду Володю.— Молод еще, неопытен.
— Аварийная ситуация, с опасностью связано. Он мастер.
— Ну кто там будет знать: он за рычагами стоял или я?
— Здесь как на корабле. Знаешь, кто за все в ответе? Капитан. В таких случаях не спрашивают, сколько лет от роду…
— Давай, Володя, не плошай! — крикнул Кутасов.— На пояс новый поглядывай.— И Кутасов нырнул в дизельную.
В стороне на безопасном расстоянии от вышки стояла бригада.
— Никому не сходить с места! — приказал второй бурильщик, Алексей. Он стоял немного впереди.
— Начали,— сказал кто-то за спиной у Алексея.— Сейчас дернут.
— Только бы выброса не было. Будем гореть синим пламенем.
Вышка скрипнула, с конструкций посыпался иней.
— Ой, мамочки! Не рухнула бы! — сказала Аня.
— Не говори под руку,— сердито буркнул Алексей.
— Они же не слышат.
— Все равно. Не причитай!
Рывки сопровождались скрежетом металла, гудением натянутых тросов на тальблоке. Потом все стихло.
— Может, кому одному пойти на подмогу? — предложил Пугач.
— Всем стоять на месте! — снова строго приказал Алексей.
— Пережидают, смотрят, нет ли газа в растворе.
— Сейчас снова дернут.
Снова заскрежетал металл. И снова была передышка. Так повторялось несколько раз. Наконец трубы с тальблоком пошли вверх свободно. Опасность выброса миновала. Инструмент был освобожден.
Володя сразу почувствовал сильную усталость. Он раздевался у себя в вагончике. Заплетающимся языком говорил Кутасову, который сидел рядом, курил:
— Весной на охоту поедем…
— Поедем,— как эхо повторил Кутасов.
— Мастера-соседа пригласим…
— Пригласим…
Молодому мастеру снилась весенняя тундра. Весной тундра оживает ручьями, покрывается разноцветным пышным ковром, сотканным из мхов и трав. Солнце над горизонтом ходит огромное, оранжевое, не садится. Озера отражают буйный зеленый цвет трав, голубое небо, оранжевое солнце. И летят над тундрой гуси-лебеди, гогочут в вышине…
Проснувшись, Володя увидел Алексея. Тот делал запись в журнале. Сначала мастер никак не мог понять, куда исчез Кутасов и почему вместо него Алексей. За окном вагончика было тихо. Тоже непонятно.
— Что, пурга кончилась?
— Кончилась, Владимир Иванович, кончилась.
Вездеходы дорогу пробили. Автомашины с горючим пришли. Пять штук.
— А Кутасов где?
— На девятую уехал, там с дизельной что-то.
— На буровой как дела?
— Тридцать метров прошли. Я записал в журнале.
Володя посмотрел на часы. Стал поспешно одеваться. Было время связи. Сел к рации.
— Я пятый, я пятый, вызываю базу. Прием.
— Слушаем, слушаем,— сразу откликнулась база.
— У нас все в порядке. Инструмент освободили.
Машины с горючим пришли. Продолжаем бурение… Прошли…— Володя обернулся к Алексею.— Тридцать? — Тридцать метров прошли,— сказал в микрофон.— Прием.
— Поздравляем, Владимир Иванович, всю бригаду поздравляем с благополучной ликвидацией аварии.
— Спасибо, спасибо, примите заявку на снабжение.— Володя развернул перед собой амбарную книгу.— Так… Цемент, цемент — пять тонн. Элеваторы к тальблоку, элеваторы — три штуки, три. Хлеб, хлеб — пять мешков, пять. Сигареты «Прима» — ящик. Прием.
— Владимир Иванович, погоди с продуктами, жена твоя тут в диспетчерской, говорить хочет, слушай…
…Так вот, но рассказам Сергея Трофимовича и Кутасова, представилась мне эта история рождения мастера. С тех нор Владимир Иванович Кулагов — Володя — пробурил немало скважин. Он считается одним из лучших мастеров, работающих в Заполярье, в стране вьюг, морозов и летних распутиц. О нем и его бригаде несколько раз писали в местной газете.
Испытывал удовлетворение и старый бурильщик Сергей Трофимович Шутов. Это было видно по тому, как он рассказывал о Володе.
— Но первое время побаивался я за него, здорово побаивался. У нас условия особые, самостоятельность от человека требуется. В умеренном климате ведь как: случилась у тебя авария — сразу прилетит, приедет мастер или инженер по аварийным работам, что нужно, доставят вовремя. А тут пурга задует — сам думай, соображай, принимай решения!

Журнал Юность № 1 январь 1974 г.

Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области