Александр Пеньков

Двадцать один год назад я писал свою первую курсовую работу «Методы относительной и абсолютной геохронологии». Хотелось бы мне, как это часто принято, сказать: «Уже тогда эта проблема овладела мной, и…» И ничего подобного! Компилятивный тот трактат был случайным эпизодом для студента МГУ, познававшего азы солидной специальности — поисковика и разведчика месторождений полезных ископаемых. Вспоминаю об этом потому, что палеомагнитный метод в той студенческой работе не фигурировал среди способов установления геологического возраста. Не упоминался он и в читавшемся нам позднее курсе геофизики.
Именно в том далеком 1955 году вышла первая статья Алексея Никитича Храмова, тогда еще молодого аспиранта, впервые предложившего использовать палеомагнетизм в геохронологии и впервые применившего этот метод в Туркмении.
В сентябре 1976 года в Москве собрались на свою десятую конференцию советские палеомагнитологи. Их у нас уже немало. В чем суть их работы?
…Резво пробежалась по латунному лимбу, вздрогнула и застыла красно-синяя стрелка горного компаса. Палец щелкает рычажком арретира, глаза фиксируют азимут — угол между магнитным меридианом и заданным направлением… Каждый геолог проделывает это множество раз. При автоматизме профессионального навыка компас воспринимается как нечто неотделимое от тебя самого: как зрение, слух, осязание.
Послушная невидимым силовым линиям планетарного магнитного поля, легкая стрелка точно указывает нам путь, надежно ориентирует в пространстве. Каждый пятиклассник, знает: синее острие магнитной стрелки указывает на север. Так было вчера, в прошлом году, в позапрошлом веке — словом, всегда! Изменения магнитного поля в масштабе привычного нам времени, измеряемого минутами, неделями и годами, не столь велики, чтобы не доверять старому другу — компасу.
Но самый совершенный компас, чудом окажись он в руке нашего далекого предка 700 тысяч лет назад, показал бы синим концом своей чуткой стрелки… на юг! Об этом стало известно только потому, что многие геологические породы — от базальтов до глин — содержат мельчайшие зерна магнитных минералов. Эти миниатюрные «стрелки» доносят до наших дней те направления, по которым их заставило застыть древнее геомагнитное поле. Явление «консервации» магнитного поля далекого прошлого получило название палеомагнетизм.
Специалист по отпечаткам древнего геомагнитного поля, как и палеонтолог (исследующий окаменелости древних животных), как и радиолог (определяющий возраст пород по распаду радиоактивных элементов), помогает геологу ориентироваться во времени.
Время. Геологическое время — это не только та непостижимая бездна тысячелетий, одна мысль о которой вызывает головокружение. Для геолога время — будничная четвертая координата (наряду с тремя пространственными) его повседневной работы с каменными страницами истории нашей планеты. Надежная ориентация в геологическом пространстве-времени, выявление длительности геологических процессов и точной проекции того или иного события на временную ось — все это стало насущной потребностью геологоразведочной практики.
Без эксперимента немыслима сейчас никакая серьезная наука.
Научно-техническая революция, как и всякая революция,— это взрыв, и прежде всего взрыв мысли, обоснованной экспериментом.
Эксперимент (моделирование) — гипотеза — теория — вот та индуктивная цепь, которая и в геологии находится под постоянным напряжением.
Сейчас можно моделировать почти все: в мощных автоклавах воспроизводить грандиозные температуры и давления, приводившие к формированию различных горных пород и минералов, восстанавливать режимы в древней земной коре и т. п. Но никак не поддается моделированию упрямое геологическое время, миллиарды и миллионы лет (только астрономы, их цифры дают нам фору в количестве нулей и порядков). Как внести поправку на время при эксперименте — вот вопрос. Ответ на него сразу придал бы нашей науке ту чинность и строгость, которыми так гордятся наши физико-математические коллеги.
Но пока ответа нет, и посему наше дело, по мнению многих острословов, живет «на грани науки и искусства». Но, может быть, поэтому так влечет поэтов в наши экспедиции и лаборатории.
Может быть, поэтому из нашей беспокойной среды выходили и выходят многие художники слова, даже такие, как неуемный и незабвенный фантаст Иван Ефремов.
Поделюсь с вами одним секретом. Как и во всяком порядочном секрете, в нем должна быть доля мистики. И здесь она есть. Геолог и геофизик должны видеть геологическое время. Вероятно, читателю это видение напомнит анекдот из далекого прошлого о солдате, замордованном офицером, ярым стрельбистом. На вопрос, что он видит в дуле винтовки, он отвечал: «Бачу воображаемую линию, которая называется осью стеолз». У геологов не совсем так. Но, как это ни курьезно, по смыслу где-то похоже. И хотя геологи — «вольные стрелки» и шпицрутенами нам никто не угрожает, но «видеть воображаемое», даже скорее не видеть, а чувствовать его,— это одна из наших профессиональных тайн.
Время. Оно запечатлено навсегда в естественной шкале, где каждое деление отмечено в толщах горных пород переменами полярности, изменениями «ископаемого» магнитного поля с указателями направлений на древний полюс. Каждую конкретную магнитную запись надо извлечь из каменного ее «хранилища», «проявить», проанализировать, сравнить с сотнями других. Представьте себе линейку, на которой в неизвестном нам заранее порядке нанесены сантиметры и дюймы, дециметры и футы, и какие-то там еще «вершки», затем эта фантастическая «линейка» сфотографирована в неизвестном нам масштабе, а пленка полузасвечена, а царапины на ней порою неотличимы от маркирующих делений и т. д. Сказанное дает представление о характере проблем и вопросов, встающих перед палеомагнитологом. Из «пленок» выбрасываются забракованные интервалы, принимаются меры для повышения «контрастности», графики тщательно сравниваются. Какие-то деления, зарубки, пятна на нескольких «пленках» совпадают. Что это? Случайность? Общий дефект? Новая закономерность?
Схематическая палеомагнитная шкала, в которой белым и черным обозначены эпохи с геомагнитной полярностью современного и противоположного направления, 15 лет назад напоминала клавиатуру рояля по гармоничности, ритмичности и изяществу чередования черных и белых прямоугольников. Конечно, нашлись охотники сыграть на этих «клавишах» бравурный марш…
Уже через несколько лет оказалось, что эта «клавиатура» — лишь первое приближение к реальности, что все гораздо сложнее, что палеомагнитный метод, конечно же, не всемогущ! Ярые поклонники и недавние потребители шарахнулись в сторону от палеомагнетизма, лаборатории стали потихоньку сворачиваться или быстро «прихлопываться». На ленинградской палеомагнитиой конференции 1966 года ощущалась атмосфера определенной растерянности.
Спокойный и деловой оптимизм исходил от основоположника прикладной палеомагнитологии А. Н. Храмова, предвидевшего реальный выход из временного кризиса. С наивным оптимизмом смотрели на положение дел приехавшие из Таджикистана Л. Н. Гамов и я по причине главным образом непоколебимой веры в своего учителя, а также и по невежеству своему в ряде вопросов.
Через считанные месяцы после той памятной конференции получили широчайшее признание «новейшая глобальная тектоника», в фундаменте которой немало палеомагнитного «цемента», и планетарная магнитохронологическая шкала для последних 4,5 миллиона лет. Эти яркие достижения современной геологической и геофизической мысли очень помогли нашему методу утвердиться в геологической науке и практике. Для нашей же конкретной производственной единицы в таджикском городке Орджоникидзеабаде главным фактором стали дальновидные
и терпеливые конкретные люди, от которых зависело в те критические времена решение гамлетовского вопроса «быть или не быть» применительно к нашей лаборатории.
Люди… Без них, настойчивых и сомневающихся, веселых и озабоченных, лукавых и простодушных, беспредметны и новые методы, и новые идеи, и новые пути.
Удивительно повезло мне на людей, к которым привел меня азимут магнитного поиска.
Лев Николаевич Гамов. Геофизик по призванию.
Человек, сохранивший до сорока своих лет мальчишескую порывистость и беззащитную наивность, беспредельную доброту и неукротимую вспыльчивость. Могу ли рассказать о нем беспристрастно?
Шестнадцать лет мы работаем с Гамовым, как экипаж тандема: дружно жмем на педали, вместе рулим и порою выясняем, что «едем не в ту сторону».
Но дорожных указателей на нашем пути нет, нет и дороги; так что не мудрено и сделать крюк…
Юсуп Турдыев, Женя Жидков, Саша Касаев, Нарзулло Сайфов — мои ребята, моя «интернациональная бригада» образца 1965—1972 годов. Это они и ближайший мой помощник тех лет Ахмед Ядгарович Саламов (наш «бабай», то есть старик, как мы его называли) за восемь полевых сезонов (по 7—8 месяцев каждый!) собрали материал в объеме, поражающем нас самих до сих пор. Есть такое выражение: «Работа непыльная». Наша полевая работа, связанная с бесконечным выколачиванием, вырезанием, выпиливанием и, можно сказать, выгрызанием
строго ориентированных в пространстве образцов, как раз очень и очень пыльная! Еще важнее другое: ошибка пробоотборщика в ориентировке образца непоправима. Много раз проверяли мы результаты, и вывод один: никто из ребят ни разу не подвел, не схалтурил. Восемь лет у нас был отряд, «сыгранный», как киевское «Динамо» последних футбольных сезонов (исключая, конечно, нынешний). Дотошный тугодум Женька, хитроватый и смешливый Юсупчик, говорливый романтик Сашка — парни прошли в эти годы все ступеньки от рабочих до инженеров-геологов, получили заочное университетское образование, обзавелись семьями. Юсуп, Женя и Нарзулло в 1970 году получили медали «За доблестный труд». Все они заняты сейчас другими делами: время неудержимо, время не ждет…
Оля Чечулина, другие наши геофизики и техники — те, кто «проявляет» магнитную запись в добываемых мужчинами образцах. Неизвестно, чья работа трудней. Знаю одно: чтобы делать анализы с такой точностью и тщательностью, как наши женщины, нужны терпение, аккуратность, ловкость и еще десяток качеств, которые выковывает только большая и строгая работа над собой.
Леонид Васильевич Кубаткин. Человек с фигурой Дон Кихота и упрямой натурой старого альпиниста, с трезвым умом и золотыми руками. Он первым среди нас увлекся книгой Храмова о новом методе, сагитировал Гамова и меня, а сам взялся за наиболее сложное: за конструирование и изготовление аппаратуры, за «пробивание» проекта и сметы. Вскоре появился отличный магнитометр «Азия-1» (о котором Кубаткин позднее написал брошюру для ВДНХ), возникла наша лаборатория.
Самые деликатные и рискованные переговоры с начальством много лет подряд брал на себя Ракит Хасанов, главный геолог нашей экспедиции, вкрадчиво-дипломатичный и реактивно-лукавый, как Талейран и Ходжа Насреддин, вместе взятые. (И Леня и Ракит работают сейчас за рубежом: один — в Азии, другой — в Африке. Салют вам, друзья!) .
Борис Сергеевич Мамонов. Человек несгибаемый и верный. Один из тех, кто «с нулевого цикла» начинал нашу Южную геофизическую экспедицию, начинал и нашу лабораторию. То и дело нашего Сергеича бросали на «прорыв»: назначали начальником самых трудных и «запущенных» партий. Через считанные месяцы очередное «хозяйство Мамонова» становилось главным претендентом на переходящее красное знамя экспедиции. А сам Борис после очередных приступов безжалостной болезни ненадолго возвращался к нам в лабораторию — отдышаться»…
Он живет сейчас в Свердловске. Отмечаем ли мы праздники, защищаем ли диссертации, первый поздравительный телефонный звонок — его, нашего Сергеича!
Владимир Иванович Попов. Академик. Геолог энциклопедических познаний. 50 лет его жизни отдано геологии Средней Азии, а результатами его маршрутов стали не только многотомные научные труды, но и новые месторождения, рудники… Изучая палеомагнетизм верхнекайнозойских толщ, то есть сформировавшихся в течение последних 25—30 миллионов лет, мы не раз ездили в Ташкент посоветоваться с Владимиром Ивановичем: — ведь никто лучше, чем он, не знает среднеазиатский кайнозой. Именно В. И. Попов предложил еще в 1947 году изучать древнюю намагниченность пород, именно он дал этому явлению имя — палеомагнетизм, именно он поддерживал все эти годы развитие нашего метода в республиках Средней Азии и бессменно избирался председателем регионального бюро Всесоюзной палеомагнитной комиссии. И еще одно существенное обстоятельство: мы начинали изучение кайнозоя с юношески безапелляционного неприятия геологических идей Попова. Много лет спустя исследования, выполненные современными методами, подтвердили правоту старого геолога во многих вопросах. Каким
образом эти смелые идеи могли быть выдвинуты еще в тридцатых годах и оказаться справедливыми в семидесятые годы, этого я еще не постиг. Понимаю иное: неоднократные беседы с В. И. Поповым, совместные маршруты, откровенные дискуссии с ним сыграли важную роль в моей геологической судьбе.
Наши критики или даже «научные противники» зачастую приносят нам больше пользы, чем иные доброжелательные единомышленники. Комплименты не способствуют прогрессу в любом деле.
С завотделом Таджикского отделения ВНИГНИ Я. Р. Меламедом мы «воюем» второй десяток лет.
Язвительно-остроумный и находчивый в споре, Яков Рафаэлевич своими постоянными «придирками» более, чем кто-либо, помог нам в повседневной работе. Порою в разгар самых ожесточенных дебатов, грозящих перейти чуть ли не в рукопашную дискуссию, мне приходил на память пятнадцатилетней давности день: лабиринты пересохших оврагов в предгорьях Бабатага, беспощадное июльское солнце, и мы вдвоем с Яшей в маршруте — без единой капли воды, без клочка тени, без минуты отдыха… Что заставляло тех юношей делать этот безжалостный
бросок? Стоит мне вспомнить об этом, как отчетливо вижу я глубинный смысл наших будничных научно-производственных «схваток». Смысл все тот же: стремление к истине, честь инженера, профессиональное наше товарищество, геологическое наше братство!
В то же лето, когда мы с Меламедом бродили по Бабатагу, первый наш палеомагнитный отчет рецензировал техрук одной из партий нашей экспедиции Г. В. Кошлаков. Ни до этого, ни после мне не приходилось глотать критику столь уничтожающую!
(Кстати, «глотать» в буквальном смысле: я приехал ночью с полевых работ, из пустого своего общежития забрел на огонек к Кошлакову, и тот стал меня кормить и заодно читать свою рецензию.) Рецензент сопровождал официальный текст совершенно непередаваемыми устными комментариями. К концу позднего ужина стало ясно, что я: 1) полный профан не только в геофизике, но и в геологии; 2) не способен логично мыслить и сколько-нибудь толково сформулировать случайно найденную дельную мысль; 3) безграмотен и грамматически, и стилистически, и т. д. Горестные эти соображения вскоре (по молодости) перестали терзать, но чувство ответственности за то, что и как пишешь, было привито и этим жестким уроком. Георгий Вадимович стал позднее руководителем всей геологической службы нашей республики, и мне искренне жаль авторов любого небрежно составленного геологического документа, попадающего на рабочий стол Кошлакова.
Как хотелось бы рассказать еще о многих коллегах и товарищах, о тех, кто в геологии Таджикистана шел перед нами (под пулями басмачей, без дорог и надежных карт), и о тех, кто идет за нами… Об эстафете геологических поколений, знаний, дел и времен.
Время. Я начал рассказ о геологическом времени, об ориентации в нем с помощью старой подруги моряков и землепроходцев — магнитной стрелки. Я рассказал о людях, к которым пришел, следуя магнитному своему азимуту.
Время — странная вещь. Помню: на Алдане я не ощущал в себе трепета перед умопомрачительной древностью архейских пород, возрастом полтора-два миллиарда лет. Куда больше взволновала позднее древность слоя с грубо обработанными кремневыми осколками и угольками костра, погасшего двести тысяч лет тому назад! Шестидесятиметровая толща лёссов, которая погребла эту стоянку наших предков в горах Каратау, мгновенно и ярко была воспринята, как спрессованная «пыль веков»…
Для нас, людей, только человек одушевляет и пространство и время. Мы знаем: мучительно долго осваивал человек планету и строил здание цивилизации. Это эпоха самого грандиозного и стремительного преобразования человечьего бытия и сознания — наше время!
Главный ориентир геологов и геофизиков, генеральная цель их труда — обеспечение народного хозяйства нашей Родины минерально-сырьевыми ресурсами. Эти богатства недр приходится искать на всевозрастающей глубине. Поэтому продукция геолога не только тонны конкретного сырья, это и карты, схемы, графики, вся результативная документация, непосредственно или косвенно определяющая выбор будущих объектов разведки, облегчающая дальнейший путь к залежам.
Время. Как оно мчится… Всего несколько лет не навещаешь какой-нибудь глухой уголок Таджикистана и, приехав туда вновь, не узнаешь прежде знакомые места. И речь не о том, что в Пулисангинском ущелье выросла Нурекская ГЭС, в долине реки Ширкент — Регарский алюминиевый гигант, что юг республики пересечен новым стальным путем, а в прежде пустынной Яванской долине раскинулись хлопковые поля… Об этих чудесах, выросших там, где в начале шестидесятых годов стояли лишь наши палатки, часто и буднично сообщается в газетах.
Геолог, немало побродивший по здешним краям, то и дело сталкивается с менее масштабными, но очень приятными сюрпризами того же рода. Готовишься к тряске по бездорожью, а въезжаешь на асфальтовую автостраду. Везешь в безводный овраг полмашины фляг, а там спотыкаешься о водопроводную трубу… Соображаешь, где переехать вброд реку — и видишь новый мост. Хочешь переждать жару в старой чайхане, а на ее месте — блистающее стеклом и пластиком кафе, сад, фонтан… Седые кишлачные старики быстро привыкают пользоваться такси, включать телевизор, звонить по телефону. Все мы быстро привыкаем к Чудесному. И не только в силу свойств человеческой натуры, но и в силу коллективной и персональной причастности к этим чудесам.
В десятой пятилетке партией поставлена перед всеми нами важная и сложная задача кардинального подъема качества продукции. В решении этой задачи важное место принадлежит новым методам и новым принципам поиска. И, следовательно, и той науке, которою занимаюсь я и мои друзья.

Журнал «Юность» № 12 1976 г.

Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области