Следующий урок, как и все уроки Шаталова, начинается так: входит учитель в класс, спокойно говорит:
— Здравствуйте! Садитесь! Приступайте!
И — тишина в классе. Учитель свободен. У него 15—20 минут отдыха.
Класс же старательно пишет-рисует конспект вчерашнего урока. На память, только на память! Поначалу, пока ребята еще не привыкли, иные из них, естественно, пытаются списать, подглядеть в тетради. Тут учителю приходится быть начеку. Но буквально через несколько недель, а то и через несколько уроков списывать перестают. Не нужно, не хочется списывать, гораздо интереснее воспроизводить конспект самим. Да и так ли уж это трудно? Всего одна страничка, много раз «прокрученная» в сознании, понятная до конца… Но она, эта страничка, написанная на память, отражает большую работу и серьезное знание. За нее смело можно ставить отметку!
Начинают сдавать работы. И опять новшество: всегда считалось, что учитель обязан исправлять ошибки, это его святой долг. А Шаталов не исправляет, бережет свое время. Он и в руки не берет красного карандаша. Один взгляд на листок в тетради, пять секунд — тетрадь ложится в стопку «пятерок», «четверок», «троек». Кто совсем не справился, у того сегодня будет пустая клетка в ведомости, «дырка»,— придется сдавать в другой раз. Пять секунд на тетрадь, меньше пяти минут на весь класс — трудно ли их найти на уроке? Ведь сдают работы неравномерно… И через пять минут у всего класса честные, трудные, справедливые отметки за весь вчерашний урок! Полный и абсолютный контроль!
А ошибки свои ребята сами поймут, потому что сразу после того, как все работы сданы, начинают отвечать у доски по тому же самому конспекту. Это гораздо легче, чем обычно, и оттого отвечают уверенно, спокойно, связанно, а весь класс слушает с интересом, в голове у каждого вновь «прокручивается» рассказ, так что иные даже губами шевелят — будто сами отвечают у доски. По сути, вызванные или не вызванные, все до одного на каждом занятии отвечают урок у доски или в уме — и потому так поразительно быстро развивается речь ребят.
Потом — решение задач, потом — повторение, повторение, повторение самыми разными способами, потом новый материал, новый конспект — на двух, спаренных уроках времени хватает на все.
У Шаталова дисциплинирует само учение, логика учебного процесса. Его ученики просто не могут не слушать учителя — иначе как завтра напишешь конспект? И не могут не делать домашних заданий, и не могут не слушать ответы у доски. Не учитель, а само учение предъявляет требование, и некуда деться — занимайся! Старайся! А тут еще косяком пошли в ведомости четверки и пятерки, жизнь стала совсем другой — ты человек! Ты способен! Так отчего же не заниматься, не слушать, не стараться?
Каждый, даже самый отстающий ученик хотел бы выбиться в люди, получать хорошие отметки, да не всегда может. Он делает рывок, выучивает задание,— а учитель не спросил, и порыв иссяк, охота отпала. А здесь, на уроках Шаталова, действует принцип открытых перспектив: любой ученик, даже самый слабый может сегодня постараться, выучить только один сегодняшний урок, хорошо написать конспект и тут же получить свою первую пятерку. А там — другую, а там — третью… Поначалу эти пятерки почти ничего не значат (кроме того, что ученик старается, но разве этого мало?); однако постепенно приходит и действительное знание, а вместе с ним и интерес к предмету. С любого дня начиная, каждый может учиться хорошо, и это сейчас же отразится на отметках, сейчас же будет замечено учителем, сколько бы у него ни было учеников, хоть двести. Иные учителя ловят учеников на незнании и тем заставляют учиться. Шаталов подлавливает знание и тем побуждает хорошо учиться. Успех, собственный успех ученика — вот главное его оружие. И нет в классе никого, кто мешал бы учению и учителю, нет ни одного отстающего или отпавшего, ни одного равнодушного — общее увлечение учением захватывает всех.
Учительница географии М. Винокур пишет в газете «Комсомолец Донбасса»: «Легко ли это? Более двух месяцев ребята вживались в новую форму учета знаний. Было все: и шпаргалки, и исписанные ладошки, и слабые ответы у доски. Но с каждым днем таких случаев становилось все меньше и меньше.
Даже те, кого давно уже зачислили в хронические лентяи, поняли смысл и значение систематической работы над материалом, поняли, что, приложив относительно небольшие усилия, можно обрести то достоинство и уверенность, которые присущи только самым хорошим ученикам… Дети наполнились радостью ученического труда, поверили в свои силы…»
Все хорошо. Но как быть с задачами? Как научить и отстающих ребят решать задачи?
Конспекты конспектами, но вот первая контрольная и опять двойка? Или опять списывать?
Но только руками разведешь, когда увидишь, как Шаталов здорово все продумал, как точно понял он психологию ученика.
Шаталов начинает с того, что весь класс коллективно решает типовую задачу. Сначала типовую, для слабых! И опять у него «все не так». Один решает у доски, а все другие спрятали свои шариковые ручки, тетради закрыли — устно решают. Когда задача будет решена, именно ее, а не похожую зададут на дом на отметку. Для крепкого ученика — чепуховая работа, три минуты, небольшая дань классу. Для слабого заново решить дома уже разобранную в классе задачу — трудное, но посильное дело, тем более что теорию он знает. Оттого даже самые слабые, те, что годами не пытались самостоятельно решать задачи, даже они слушают на уроке, стараются, думают, тщатся. А затем Шаталов дает своим ученикам по сто, по двести задач из всевозможных задачников, какие кто достал, до знаменитого сборника Сканави с его оригинальнейшими
задачками включительно. Выбирай сам, какая задача по зубам, решай сколько хочешь — одну задачку, десять, двадцать… И никаких отметок, никакого учета количества решенных задач! Ничего формального — свободный выбор, свободное творчество.
Только сдавай тетрадь на проверку. Учитель поправит ошибки, но отметки не поставит, как не ставит он отметок за решение задач у доски. И контрольных на задачи, по крайней мере в первом полугодии, не проводит, чтобы не ставить слабых учеников в неразное положение, чтобы не побуждать их к списыванию. Шаталов торопится учить, но не торопится получать отдачу, он знает, что среди ребят много тугодумов, которым нужны недели и месяцы, чтобы материал улегся в голове, чтобы навыки окрепли,— и тогда окажется, что они еще и поумнее иных «быстродумов». Только не торопить, не подхлестывать и не пугать отметками, дать зернышку знаний и умений, зернышку творчества окрепнуть, а не «выкапывать» его каждую минуту, чтобы посмотреть, проросло ли оно, как это делают нетерпеливые дети… Терпение и вера!
Когда учитель берет в руки тетрадь ученика, у него две цели: он должен исправить ошибки и поставить отметку. Исправлением учит, отметкой побуждает к учению.
Шаталов разделил две эти цели.
Проверяя конспекты, он ставит отметки, но ошибок не исправляет.
Проверяя задачи, он исправляет ошибки, но отметок не ставит.
(До чего же все-таки, замечу в скобках, увлекательное это дело — педагогика, дидактика! Какой простор для изобретательства! Никак не пойму современных мальчишек, которые воротят нос от педагогических институтов. Вот мужское, хитроумное дело — педагогика!)
В результате такого разделения у ученика пропадает страх перед задачей, перед математикой, перед учителем, перед отметкой, и он начинает решать задачи десятками, сотнями, исписывает одну общую тетрадь за другой. Этого иному учителю и не понять, в это поверить действительно трудно, но это так. Родители жаловались мне, что и телевизор включить невозможно: сын сердится, ему хочется задачки решать… А прежде, бывало, не усадишь. И, разумеется, ни о каком списывании и речи нет, и никто не звонит по вечерам отличникам: «У тебя получилось?» Незачем. Нужды нет списывать…
В первые два года Шаталову приходилось тратить время на проверку задач, хотя и не так много, сколько тратит, например, учитель на безнадежные и порою бесполезные дополнительные занятия с нежелающими учиться двоечниками. А теперь тетради восьмиклассников проверяют десятиклассники, прямо на своем уроке, под наблюдением учителя, за пять — десять минут. Это было бы невозможно, если бы все старшеклассники не знали предмет так, как они знают у Шаталова, и это было бы безнравственно, если бы ученики ставили отметки. Но ведь отметок нет — только помощь, исправление ошибок, минутная консультация. И выгода обеим сторонам!
Точка отсчета у Шаталова — слабейший ученик, но самую большую пользу получает у него сильнейший: нигде в обычном классе сильный ученик не имеет возможности решать такого количества сложных, нетривиальных задач, так быстро «расправляться» с теорией. У Шаталова правило: если учишься на «пять», то, например, по астрономии можешь получить годовую пятерку уже в феврале — марте и больше на уроки не ходить, поскольку теория вся позади. К концу года в классе остается лишь несколько учеников, а остальные занимаются другими, более трудными или более интересными для себя предметами… И что же удивляться, что из первого же экспериментального класса все 33 выпускника поступили в институты, и притом без всяких репетиторов, и сейчас хорошо учатся?
Подсчитаем прибыль.
Полностью снимается проблема двоечников, второгодников, отстающих и т. д., а заодно и проблема процентомании. За шесть лет Шаталову не пришлось поставить ни одной текущей двойки. Полностью исчезают какие бы то ни было конфликты (из-за учения) в системах «ученик — учитель», «ученик — родители», «учитель — администрация», «родители — учитель». Нет для них почвы!
Шаталов возводит это в принцип, принцип бесконфликтного обучения и считает, что это необходимое условие для нормального учения.
Полностью снимается проблема дисциплины на уроке. По исследованию психологов, ученики Шаталова показывают 96% активного внимания на уроке — небывалая цифра! При этом меняется представление о трудоспособности учеников: у Шаталова она не падает к пятому-шестому уроку, а возрастает, что доказано исследованиями. Ведь ученик устает не столько от работы, сколько от безделья, от шума на уроке, от нервного напряжения, от ожидания опасности… А здесь — моральный покой, спокойствие, ничего непредвиденного.
Полностью меняется психология ученика. Неожиданный наплыв знаний, неожиданно обретенная уверенность ведут к духовному обновлению. Незачем говорить о воспитательном значении этих перемен…
Полностью устраняется деление на сильных и слабых: одни и те же задачи всем, и в присутствии посторонних Шаталов никогда не станет сам вызывать к доске: он просит гостей назвать цифру в журнальном списке. На кого придется — тот и отвечай, чтобы ученики видели, что для их учителя все равны, он во всех верит одинаково.
Резко сокращается время, необходимое для прохождения программы. Учитель освобождается от жесткого пресса и получает массу времени для лабораторных работ, для изучения дополнительного материала, решения задач, для проведения экскурсий — шаталовские ученики проводят много экскурсий на предприятия города. А в перспективе — усиленные занятия физкультурой (Шаталов очень настаивает на этом и сам занимается с ребятами на стадионе),
искусством. Наконец, резко облегчается труд учителя. Даже учитель-новичок, овладев конспектами Шаталова, начинает хорошо знать весь программный материал, и подготовка к спаренному уроку занимает 7—10 минут. Поурочный план фактически не нужен. «Новые формы работы не создают избыточных затруднений для учителя: недельная нагрузка у каждого экспериментатора составляла от 26 до 32 часов»,— пишут учителя, преподававшие в прошлом году по новой методике.
Словом, можно понять корреспондента «Известий» А. Никитина, который побывал на уроках Шаталова и написал потом в газете, что увиденное поразило его не меньше, чем выход человека в космос…
Сейчас Шаталову 48 лет. Коммунист. Было всякое: и ругали его, и «закрывали», и иные комиссии грозили ему ударом — иди, доказывай потом, что ты прав… Но вот в конце июня нынешнего года Виктора Федоровича вызвали на доклад в Академию педагогических наук СССР, где обсуждение работы учителей-новаторов (а их сегодня становится все больше и больше) входит в систему. Шаталова слушали крупнейшие наши педагоги. Три часа продолжался доклад и выступления, зал был переполнен, Шаталову долго аплодировали. Маститые ученые весьма одобрительно отнеслись к работе учителя, хотя и говорили, что в его методике есть еще возможности для развития,— но ведь это хорошо!
…Ах, если бы когда-нибудь поломалась тоскливая поговорка о пророках в своем отечестве! Ну хоть бы на Шаталове споткнулась, а?

Журнал Юность № 9 сентябрь 1975 г.

Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области