Вместе с героями
Товарищи с Западного фронта» — сборник очерков, написанных в годы Великой Отечественной войны специальным корреспондентом фронтовой газеты «Красноармейская правда» Евгением Воробьевым, в этой книге нет сквозного сюжета — очередное задание редакции диктовало писателю тему и материал: нынче Е. Воробьев писал о танкистах, завтра о снайперах, после пехотинцев — о связистах, затем о летчиках или артиллеристах… Но, оказавшись под одним переплетом, эти очерки обнаружили внутреннее единство и даже обрели сюжет. Сюжетом книги стал сам ход войны от невыносимо горьких месяцев 42-го года до победоносной весны 45-го.
Собранные вместе, эти очерки составили то, на что в свое время никак не претендовали,— они воспринимаются как своеобразная летопись тяжких и героических лет, летопись Западного фронта, солдаты которого после кровопролитных боев остановили немцев под Москвой, а затем прошли до берегов Балтики, освободив Смоленщину, Белоруссию, Литву, уничтожив яростно сопротивлявшиеся в Восточной Пруссии гитлеровские войска.
Три десятилетия отделяют нас от событий, о которых рассказывает Е. Воробьев. За эти годы о войне созданы тысячи книг, и все-таки читать эти очерки, писавшиеся по горячим следам событий, и сегодня интересно: они долговечны, потому что правдивы.
Пожалуй, я был не совсем точен, сказав, что Е. Воробьев писал о пехотинцах, танкистах, артиллеристах: множественное число здесь означает только род войск, воинскую специальность, не более того.
Потому что Е. Воробьев писал не о пехотинцах вообще, а о конкретном солдате или офицере, о пулеметчике Вохминцеве и снайпере Лысове, танкисте Гудзе и минометчике Тихмянове, хирурге Шлыкове и командире полка Булахове.
Его очерк — это, как правило, портрет или зарисовка с натуры, но раскрыто в них не только индивидуальное и не только сиюминутное…
Внимательный читатель обнаружит еще одну особенность очерков Е. Воробьева. Для того, чтобы написать об одном человеке, автор самым дотошным образом расспросит нескольких, нередко многих людей.
Он постарается своими глазами увидеть все, что возможно. И если он пишет о пулеметчике, то побывает в его окопе, чтобы выяснить, как здесь живут и воюют.
Если о связисте, то вместе с ним пройдет по линии, попробует, каково под огнем тянуть за плечами пудовую катушку с проводом. Вот откуда непререкаемая достоверность очерков Е. Воробьева, множество невыдуманных, проницательно увиденных подробностей, раскрывающих героику, труд и быт войны, психологию фронтовика. Солдатский подвиг и солдатский труд предстают в них, как это и было в действительности, слитыми воедино.
Некоторые очерки в книге «Товарищи с Западного фронта» сопровождаются короткими авторскими примечаниями, написанными уже в наши дни, в которых сообщается о наградах, полученных героями, об их дальнейшей судьбе, приводятся их письма к писателю. Иногда при этом всплывают и какие-то обстоятельства, связанные с написанием очерков, с работой фронтового корреспондента.
Жаль, что Е. Воробьев в этом случае ограничивал себя. Очерки, составившие эту книгу, выпущенную Воениздатом, не только запечатлели то незабываемое время,— они сами часть его. И для автора они, вероятно, то же, что для офицера старые карты, по которым он воевал.
Сколько связано с ними воспоминаний о войне!..
Л. ЛАЗАРЕВ

Тишина
В стихах литовского поэта Эугениюса Матузявичюса («Лунный берег», «Советский писатель», 1972) чуткая и встревоженная душа поэта открыта навстречу миру. Душа поэта на перекрестке, где схлестываются ветры, идеи, искусство, судьба: «Порой — проблема рифмы перекрестной, порою — перекрестного огня…», «Пусть ветер времени в лицо мне дует, и все пути и перепутья века пусть сходятся во мне» затягиваясь в узел поэзии моей».
Но за всем этим напряжением, тревогой, обнаженностью чувств в глубине прослушивается тишина… Тишина сорок пятого: «И притаилась смерть — молчит земля. Безмолвие вокруг. Не вспаханы поля». Тишина осени: «Власть полутьмы и полусвета. В лесу упрятан дятел где-то…»
И кажется, что ты одна
На всей земле,
Как та сосна,
Одна, как песня без
ответа,
Как звук без отзвука —
одна
И как лесная тишина
В глубинах суетного лета.
…Тишина старого, высохшего русла, где раньше был скрип снастей и парусов, влажность, блеск, голоса; наконец, тишина кричащая, обугленная: «Тишина — это выжженная земля Хиросимы и Нагасаки… Тишина — это память пепла…» Тишина прослушивается через всю книгу — не фон, а воздух, в который погружен мир поэта, плоть от плоти литовской земли, ее янтарных «лунных берегов», обнимающих море, ее лесов и полей, несуетных, полных задумчивости, которые встречают нас как зримое воплощение вечности, способных рождать такие удивительные по силе, музыкальности и простоте строки:
Над Вянтес Рагас
птичий лет —
на юг, на юг, на юг.
«Но мы вернемся»,—
говорит
шумящих крыльев звук…
(Выразителен русский перевод: в слове «шумящих» мы как бы прослушиваем «щемящий»,слово скрытое, возникающее и пропадающее, а с ним — свет и печаль.)
Тишину, полную жизни, разнообразной, многозвучной, противоречивой, человеческой, оставляет в нас книга стихов «Лунный берег» литовского поэта Эугениюса Матузявичюса в переводе Льва Озерова.
Еф. Баух

Тория драмы и драма идей
Имя литературоведа, театроведа и критика А. Аникста достаточно хорошо известно. Его перу принадлежат фундаментальные труды по западноевропейской литературе и театру. Тем интереснее, что его новая работа посвящена теории отечественной драмы XIX столетия («Теория драмы в России от Пушкина до Чехова». «Наука»» 1972).
Книга читается с неослабевающим интересом, потому что в ней поэтапно воскрешаются страницы острых критических баталий вокруг самых значительных драматических произведений XIX века: «Горе от ума», «Борис Годунов», «Ревизор», «Гроза», «Горькая судьбина», трилогия А. К. Толстого, исторические драмы А. Н. Островского, «Власть тьмы», «Плоды просвещения», «Живой труп», «Иванов», «Чайка»…
Собранные воедино высказывания современников о драме дают возможность читателям составить суждение о позициях спорящих сторон. Постепенно из переплетения высказываний, из столкновения мнений становится очевидным вывод, что «теория драмы в России — это теория реалистической драмы нового времени». И хотя спор ведется о драме, предметом его фактически является судьба народа, судьба России. Не зря декабристы первыми разгадали подлинные достоинства теперь уже бессмертной комедии Грибоедова «Горе от ума». Не случайны были и нападки на ее автора со стороны М. А. Дмитриева, «второстепенного драматурга, движимого завистью и враждой ко всему передовому».
Характерно, что, помимо известных статей и высказываний выдающихся русских писателей прошлого века, А. Аникст привлекает мнения людей, чьи имена обычно реже фигурируют в наших книгах. Не навязывая читателю априорно своего мнения, А. Аникст добывает у недавней истории неопровержимые объективные свидетельства. Он пишет:
«…И дело не только в одних правильных суждениях, истинность которых была подтверждена историей, но и в той живой атмосфере исканий и споров, без которой не могла бы развиваться критическая мысль Самые дискуссии подчас весьма и весьма поучительны, они раскрывают, как в борьбе мнений рождалась истина».
Эта изящно и популярно написанная книга интересна студентам, преподавателям, всем любящим русскую литературу, не говоря уже о том, что многие произведения, о которых идет речь, входят в школьные программы.
Б. Поюровский

Долгожданный подарок к неожиданному юбилею
В один из прозрачных дней прошлой осени у нас вдруг случился праздник. Добрый старый Политехнический музей устроил утренник «Пятидесятилетие советского джаза». Вот тебе раз! Еще недавно шумели споры, существует ли в природе подобное явление, а явлению, оказывается, уже «полета»!
Как раз или почти как раз к юбилею в продаже появилась интересная книга Алексея Баташева «Советский джаз» (исторический очерк), вышедшая в издательстве «Музыка». Ее ждали давно, чуть ли не десять лет она была в работе. Книга эта, несмотря на ее уравновешенный, чуть ли не академически-музыковедческий стиль, являет собой крепко заряженный аккумулятор страсти. Для того, чтобы пояснить метафору, следует сказать хотя бы несколько слов о личности автора.
В закатно-рассветные вечера поздних пятидесятых Алеша Баташев гулял по Москве в отличном синем костюме и с золотым саксофоном в руках. Он играл на студенческих вечерах нашей молодости пьесы вроде «Бал дровосеков» или «Сентиментальное путешествие» и уже тогда, по его же словам, понимал, что играть так, как играют его кумиры, никогда не сможет. Может быть, вы ошибались тогда, молодой Баташев?
«Нет,— отвечает он,— я был прав».
Саксофон перешел в другие руки. Баташев защитил диссертацию по техническим наукам. Он работал по техническим наукам и любил джаз, и любовь эта была его второй, а может быть, и первой жизнью, она была страстной и деятельной. Как энтузиаст Джазового клуба, он собирал артистов джаза со всего Союза, арендовал для концертов самые неожиданные помещения (однажды даже какую-то котельную на Песчаной), устраивал дискуссии, интервью, фестивали в разных городах… Теперь любовь его стала книгой.
Откройте эту книгу, и для вас начнется удивительный полувековой концерт, из пожелтевшей рамочки фотографического снимка, из далекого концертного мрака глянут на вас бледные молодые лица музыкантов.
Вы узнаете о русском поэте Валентине Парнахе, которого избрали председателем Парижской Палаты Поэтов, которого рисовал сам Пабло Пикассо и который, вернувшись на родину в 1922 году, привез с собой слово «джаз-банд», а также банджо, саксофон, сурдины и тамтам с ножной педалью. Он организовал в Москве свой ансамбль и назвал его «Оркестр переполох».
Должно быть, этот «переполох» мало был похож на «джаз», но от него идет отсчет. Вы узнаете о первых гастролях в СССР настоящего джаза — «Шоколадных ребят» Сэма Вудинга, о первых дерзких начинаниях нынешнего, некоронованного короля нашего джаза Леонида Осиповича Утесова, о Цфасмане, Ландсберге, Варламове.
Баташев познакомит вас с такими удивительными людьми, как Сергей Колбасьев, флаг-связист дивизиона эсминцев Краснознаменного Балтфлота, писатель, дипломат, теоретик и коллекционер джаза. Квартира его в Ленинграде на Моховой была настоящим джазовым клубом. Друзья-джазисты посвятили ему пьесу «Блюз Моховой улицы»… Вы узнаете из этой книги,
как появился у нас первый настоящий свинговый биг-бэнд Олега Лундстрема.
В достаточно популярной форме книга рассказывает об эволюции джаза, об импровизации как основе джаза, о современном «ладовом джазе», об особенностях советской школы джаза — Мы подходим вплотную к сегодняшнему дню и слышим уже ритмы нынешних, еще молодых, но уже признанных повсеместно мастеров Алексея Козлова, Игоря Бриля, Германа Лукьянова,
Николая Громина, Андрея Товмасяна, Георгия Гараняна, Алексея Зубова, Владимира Журавского, Валерия Буланова, Бориса Рычкова…
Книга «Советский джаз» Алексея Баташева — это у нас первый опыт исторического очерка о джазе. Хочется, чтобы за ней последовали другие опыты. Интересно было бы увидеть портреты джазменов прошлого и настоящего, намеченные здесь по необходимости, лишь контуром. Джазовый музыкант — фигура необыкновенная хотя бы уже своей неистребимой преданностью родному жанру.
…Итак — юбилей. Прозрачный ноябрьский день, и на эстраде сидит оркестр ветеранов: Варламов, Кримян, Ланцман, Полонский, Ривчун… Снимок глянцевитый, новенький, только люди постарели.
Василий Аксенов

Журнал Юность № 11 ноябрь 1973 г.

Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области