Приветствую Вас, Гость

Эти непослушные сыновья, часть 23

У входа в вагон была обычная вокзальная сутолока. С чемоданами в руках, с мешками на плечах люди напирали на проводницу, и она, маленькая, хрупкая девочка в форменной одежде, призывала пассажиров к спокойствию: до отправления еще много времени, все успеют сесть. Но никто не хотел ее слушать.
Именно к этому вагону подошли Андрей, Олег, Петр и Васюта. Остановились поодаль, закурили.
Среди будничной толпы пассажиров ребята в своих темных костюмах и белых рубашках выглядели празднично.
Поездка в город и впрямь была для них праздником.
— Смотрите, как напирают на проводницу,— заметил Васюта.— Того и гляди раздавят.
— И чего спешат? — удивился Петр.— До отправления еще семь минут.
— Бородатый, с мешком, как лезет…— Васюта бросил окурок, подошел к толпящимся у входа в вагон пассажирам и зычно скомандовал: — А ну, все — шаг назад!
Люди удивленно посмотрели на него.
— Ты иди команды подавай у себя дома! — крикнул бородатый мужик и, отталкивая проводницу, полез на подножку. Васюта пробился сквозь толпу и схватил мужика за рукав.
— Стоп! — приказал он ему.— Сначала мы пропустим бабушку.— Рядом стояла, растерянно оглядываясь по сторонам, старушка с большим узлом в руках.— А потом вон ту женщину с ребенком.
Мужик рассвирепел. Желваки так и ходили у него по скулам. Может быть, он схватил бы Васюту
за грудки, но сквозь толпу пробились Андрей, Петр и Олег. Мужик глянул на Петра — сажень в плечах — и утих.
— Граждане, вставайте в очередь, приготовьте билеты! — звонко выкрикнула проводница.
— Дедушка! — миролюбиво предложил Олег бородатому.— Встаньте рядом со мной. Как все пройдут, я вас в вагончик подсажу и мешочек подам.
Мужик, который был не так уж стар, недовольно проворчал: «Нужна мне твоя помощь! Дедушка…» Но всё же отошел от подножки.
Проводница, проверяя билеты, благодарно поглядывала на своих добровольных помощников в праздничных костюмах. Они, как почетная стража, охраняли ее.
Ребята вошли в вагон последними. Места оказались там же, где уже устроился бородатый мужик.
Он сидел у окна, резал хлеб толстыми кусками и клал на него сало. Жевал неторопливо, глядя в окно.
— Наш знакомый! — воскликнул Олег.— Уже закусывает!
Бородач посмотрел на ребят и ответил:
— Закусываю! Потому и в вагон лез, что есть хотелось. Со вчерашнего вечера во рту маковой росинки не было. То полночи на подводе от деревни до станции добирался, то в очереди за билетом стоял.
— Понятно! Голодный человек всегда зол на всех,— рассудил вслух Васюта.
— А вы откуда же такие будете? — поинтересовался мужик.— Разрядились все одно, как на свадьбу едете.
— Мы со стройки,— объяснил Олег.— Вот так-то, Дед!
— Какой я тебе дед! — недовольно огрызнулся мужик.— Пафнутий Гаврилович меня зовут. Вы с той стройки? Где заслон на реке делают?
— Не заслон, а плотину! Темнота! — упрекнул Олег.— Газеты надо читать.
— И как это вы такую большую речку перегородить думаете?
— Теперь это просто,— ответил Васюта.— Техника! Люди чего хочешь способны сотворить, даже скалу в другое место перенести.
— Неужто! — Пафнутий Гаврилович перестал жевать.
Две женщины, сидевшие на боковой лавке у противоположного окна, притихли, вслушиваясь в разговор.
— Ты, Петр, прочитай-ка ему стихи о двух берегах,— попросил Васюта.— Очень у тебя там все наглядно изображено.
Петр посмотрел на Андрея, вроде бы ища его молчаливого согласия, потом тряхнул головой, отбросив волосы назад, и негромко начал:
Смотрите!
Вот он, строителя почерк:
Громадины краны,
Конструкций
пространства,
Бетоном и потом
Скованы прочно
Два берега,
Вечно не знавшие братства.
На левом
В затворы стучится вода,
Бетонные блоки растут.
На правом, как строки, висят провода.
По дну котлована
Машины идут…
— Ишь ты, едре-на мать! — восхитился мужик.— И плотину строят и стихи сочиняют. Головастый народ пошел. Слышите, бабы?
Две женщины, сидевшие на боковой лавке, согласно кивнули.
— Ты на любой случай можешь стихи написать? — спросил Олег, который всегда несколько критически относился к поэзии Петра.
— Могу.
— Стихи надо писать о чем-то одном. Ну, о любви! И прежде чем браться за это дело, надо быть профессионалом,— заявил Олег.— Я дилетантов не признаю.
— Я стихи всегда сочиняю и нахожу в этом радость. Если человек стихи сочиняет, он и мир лучше понимает и сам лучше становится.
— А вот верный ли слух у нас в деревне ходит? — Пафнутий Гаврилович будто не слышал их спора.— Ежели вот эта самая плотина, которую вы строите, рухнет, то вся вода попрет по реке огромадной волной, метров сорок вышины. Все она на своем пути изничтожит: и мосты, и деревни, и даже города.
— Верный слух! Но ты, папаша, не волнуйся!— заверил Васюта.— Мы плотину отгрохаем на века…
— Да-а! — неопределенно протянул Пафнутий Гаврилович и посмотрел на Андрея,—А ты чего, мил-человек, тоскуешь?
Ребята только сейчас заметили, что Андрей не участвует в общем разговоре.
Теперь, когда он не был занят делом, его еще больше мучил все тот же вопрос: «Почему от Лены столько времени нет писем?» Ни успехи на стройке, ни дружба с ребятами — ничто не могло отвлечь Андрея от его бесконечных тревог. Неспокойно было у него на душе. И вот он едет к ней! В его распоряжении всего один день — суббота. Утром приедет в город, вечером нужно отправляться обратно. Как-то его встретит Ленка?
Когда Васюта, Петр и Олег узнали, что их звеньевой собирается в свой город, они увязались вместе с ним: «Ты нам все покажешь! Пообедаем, как люди, в ресторане! Твоя Лена подруг пригласит, развлечемся!»
Если бы ребята знали о настроении своего товарища, может быть, они и не поехали бы. Но Андрей им ничего не рассказывал.
— Я, пожалуй, ребята, подремлю на верхней полке,— сказал Андрей, Он снял пиджак, повесил его на крючок, разулся и полез наверх. Заложив руки за голову, он слушал размеренный стук колес, видел, как в такт этому стуку вздрагивает чей-то чемодан, лежащий наверху. До него доносились обрывки фраз. Но он пропускал их мимо ушей. Он задумался над тем, есть ли на земле люди, у которых в жизни все хорошо, все идет гладко. И на душе покой и благодать!
«Наверное, есть,— решил Андрей и тут же стал убеждать себя, что у него тоже все не так уж плохо.— Когда я из армии вернулся, впереди была неизвестность. То ли поступлю в институт, то ли нет. А сейчас все встало на свои места. Работа интересная. Впереди учеба. Верные ребята рядом…»
На днях Гладков вызвал Васюту и сказал:
— Можешь садиться за баранку. Твой исправительный срок кончился.
— Когда-нибудь потом вернусь,— ответил Васюта,— а сейчас позвольте в звене Ермакова поработать. Атмосфера дружеская, работать весело, а на машине все один да один.
Гладков удивился, но возражать не стал.
Завтра Андрей увидится с матерью. Когда она уезжала со стройки, в ее голосе уже не было трагических ноток. Прощаясь, мать не плакала, не смотрела на Андрея, как на обреченного. Мысль о свидании с ней теперь не тревожила его, а только радовала.
Но Лена… Она все время незримо присутствовала в его жизни. А письма от нее не приходили. И никакие успехи в работе не в состоянии были отогнать его тревогу. Ведь все, чего Андрей достиг за эти месяцы, было сделано для их будущего — его и Лены. Если бы знать, почему она молчит! Но неизвестность! Она постоянно бередит душу…
Уже скоро, уже завтра утром он поднимет телефонную трубку и позвонит ей. Перед отъездом у Андрея было настойчивое желание послать Лене телеграмму: «Выезжаю, встречай!» Но он боялся: а вдруг она не придет на вокзал! И тогда с первой же минуты после приезда он лишится даже надежды… а сейчас он надеялся на чудо. Вдруг она каким-нибудь образом узнает о его приезде и придет встречать?

Журнал «Юность» № 12 декабрь 1973 г.

Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области