Егор Борисов молча вернулся в пилотский отсек, набросил пиджак на плечи и забрался в кресло. Привычным взглядом скользнул по навигационным приборам, подкрутил рукоятку, поправил стрелку радиокомпаса и включил ночное освещение кабины. В восточной части неба уже горели яркие звезды.
— Давай, Овсянкин, действуй самостоятельно,— сказал он второму летчику. — А я доберу минут двести…
— А ужинать? — удивленно воскликнул второй пилот.
— Заправляться не буду. Расхотелось что-то.
Борисов нарочито зевнул, прикрыв рот ладонью, повернулся к Овсянкину спиной, прильнул боком к спинке кресла и, опершись о подлокотник, опустил голову на руку. Притворившись, что дремлет, он задумался. Только что там, в пассажирском отсеке, он узнал американца. Теперь он мог точно сказать, где и когда видел этого человека. Правда, на ум никак не приходила его фамилия. Силясь вспомнить ее, Борисов стал для полной уверенности восстанавливать в памяти события давно минувших дней. Действовал он, как на удачной рыбалке, когда, стараясь изо всех сил сохранять внешнее спокойствие, размеренно, неторопливо выводил на отмель крупную рыбу.
Перебирая прошлое, он, естественно, вспомнил, как начался для него первый день войны. Перед ним тоже возникла картина разгромленного аэродрома. Языки пламени и клубы копоти, сгоревшие самолеты, строй курсантов, которым невысокий, худенький лейтенант передает приказание начальника школы. Он вспомнил, как сжалось сердце, когда услышал, что надо сжечь «СБ», тот самый, на котором он только вчера совершил свой первый самостоятельный полет. Техник Шинкаренко, стоявший в строю рядом, зашептал прерывающимся голосом:
— Борисов, друг! Неужели сжигать «десятку»? Самолет-то какой!.. Целехонький, ни одной пробоины.
Может, мы, а?.. Попроси, попроси его…
В голосе техника было столько волнения, что Борисов поднял руку. Когда же лейтенант, узнав, в чем дело, запретил лететь на «СБ», Борисов дождался команды «Разойтись!» и потом, когда остальные курсанты помчались к штабу, чтобы выносить и грузить на автомашины сейфы с секретными документами, оглядевшись, побежал к «десятке».
Возле самолета уже томился техник Шинкаренко.
С надеждой и тревогой смотрел он на курсанта. На левом крыле самолета Егор увидел два подготовленных парашюта.
— Ну?! Решайся, Борисов! Решайся, ну же…
— Как же лететь? У меня даже карты нет!
— А мы за ними, — кивнул Шинкаренко в сторону самолетов «Р-5».— Война ведь теперь!
Около самолетов «Р-5» суетились курсанты.
Больше Егор не раздумывал. В детстве он научился бросаться разом в холодную воду.
— Быстро! — крикнул он и полез на крыло.
Когда три «Р-5» вырулили на старт, Егор Борисов уже сидел в кабине и запускал моторы. До мельчайших подробностей представил себе, как ом догонит звено тихоходных самолетов, как сделает большой круг, чтобы дать им возможность удалиться. И так до самого Витебска, до самой посадки он будет неотступно тащиться за ними, временами описывая круги.
С тревожно бьющимся сердцем Борисов опробовал моторы. Он был уверен, что справится со взлетом.
Посадка также не вызывала опасений. «Нужно только постараться, — уговаривал он себя. — И спокойней, спокойней».
— Повнимательнее следи за температурой. Не перегрей моторы, — раздался над ухом предостерегающий голос техника, склонившегося над кабиной.— Поехали!
Шинкаренко полез в штурманскую кабину, расположенную на носу. Самолет «Р-5» командира звена связи, поднимая пыль, уже разбегался по взлетной полосе. Вот он оторвался от земли. За ним сразу взлетели два других. Пока звено выстраивалось в воздухе, Борисов вырулил на старт. Теперь он действовал с храбростью отчаяния. Медлить было нельзя. Не теряя ни секунды, он пошел на взлет. Пробежав нужное расстояние, самолет послушно оторвался от земли и повис в воздухе. Летчик ликовал. Земля была внизу. На фоне безоблачного неба он видел три удаляющиеся точки. Через несколько минут он догнал тихоходные «Р-5», пройдя над ними,
положил свой скоростной бомбардировщик в мелкий вираж.
Пока выполнял круг, самолеты «Р-5» удалились на значительное расстояние, и Борисов повел свой «СБ» им вдогонку.
Внизу, на фоне полей нескошенного хлеба, он отчетливо видел три маленьких зеленых стрекозы с красными звездочками на фюзеляжах. Когда они скрылись под правым крылом «СБ», Егор начал разворот.
Все шло хорошо. Моторы работали чисто. Несколько дольше обычного задержал Борисов взгляд на приборной доске, а когда посмотрел вниз, самолетов «Р-5» не было видно.
Сердце забилось чаще. До рези в глазах всматривался он в большой лесной массив, над которым должны были лететь три самолета. Огромным зеленым ковром простирался лес, и над ним пустота. «Куда же теперь лететь?..»
Вдруг он вспомнил большое зеленое пятно на самом обрезе оставшейся в палатке полетной карты.
Егор испугался. Дальше лежала незнакомая местность. «Что же делать?» Он стиснул зубы. На какое-то мгновение испугался и пожалел, что взялся за непосильную задачу.
Не выводя машину из разворота, он уменьшил обороты моторов и спиралью начал снижаться в надежде обнаружить исчезнувшие самолеты снизу на фоне прозрачного неба. Снизился почти до земли и, чуть не цепляясь за макушки высоких сосен, всматривался в синеву. Напрасно. В знойном мареве, поднимавшемся от земли, никого не было.
Небесный купол был чист. А на сердце у Борисова легла тревога. «Как восстановить ориентировку? Куда лететь?»
Стало страшно. Назад? А как? Кружась, он потерял ориентировку. Спасения ждать было неоткуда.
«Только сам, только ты сам можешь выйти из этого положения. Или… конец, — твердил себе Егор,— Кончится горючее… Остановятся двигатели…»
Егор посмотрел вниз. По земле расстилался тот же огромный лесной массив. «Зачем, зачем я решился?
Что же теперь будет?» Он представил себе в этом лесу разбитый самолет и где-то среди груды покореженного алюминия обгоревшее тело. Ведь и не одно тело. Два. Еще и техник погибнет. Он посмотрел на кабину штурмана и увидел лицо Шинкаренко.
Тот удивленно поднимал брови и вопросительно глядел на Борисова.
Усилием воли Егор отогнал мрачные мысли, заставил себя улыбнуться. Даже подмигнул технику и вывел самолет напрямую. Хотел было довернуть машину на восточный курс, но тут же подумал: «Зачем? Не надо. Буду лететь на юг. Ведь там где-то железная дорога Москва—Минск—Варшава. Где бы я ни находился, если полечу на юг, обязательно выйду на эту «железку». А уж потом по ней на восток. До какого-нибудь аэродрома. Попадутся же при этой дороге большие города, а, следовательно, и аэродромы.
Боясь проглядеть железнодорожное полотно, Борисов напряженно всматривался в землю. Под самолетом проплывали белорусские села, хлеба, большаки, по которым, поднимая длинные хвосты седой пыли, тянулись колонны автомобилей и повозок. Поток машин и людей передвигался на запад. «Поднялись… Двинулись… Ну, теперь держись, Гитлер!» — думал Егор. Падение Берлина представлялось ему вопросом нескольких дней.
Наконец на фоне полей и перелесков Борисов увидел белый дымок паровоза. Через несколько минут под самолетом промелькнул товарный состав.
«Теперь все в порядке», — облегченно вздохнул юноша. Он глянул на бензочасы. В верхних баках оставалась половина горючего. Но еще нижние полны. Только бы не забыть вовремя переключить краны.
Он летел на восток.
…Моторы безжалостно поглощали последний бензин из нижних баков, но ни один аэродром так и не встретился на пути. «Еще двадцать — тридцать минут полета, и винты станут. Может, пока есть горючее, выбрать ровное поле и сесть? Сейчас хоть найдешь подходящую площадку, а когда заглохнут моторы, выбора не будет».
Он начал высматривать место для вынужденной посадки, и вдруг впереди, почти на горизонте, показались контуры большого города, заводские трубы, дымы. Неожиданно в безоблачной голубизне что-то блеснуло в солнечных лучах. Борисов разглядел самолет. Недалеко от первого другой с выпущенными шасси заходил на посадку.
Спасен! Левее железной дороги, на возвышении, почти вплотную к городу прилепился небольшой аэродром. На земле отчетливо виднелась бетонированная полоса. Много точно таких же, как у Борисова, скоростных бомбардировщиков стояло по краям летного поля.
Крепко сжимая штурвал, Егор сосредоточился, вспомнив все, чему учился, построил правильную «коробочку» и приземлил самолет точно у полотнища посадочного «Т». Зарулил на стоянку, выключил моторы. Потом выбрался из кабины и спрыгнул с крыла. Шинкаренко обхватил его мускулистыми руками и крепко прижал к груди:
— Молодец! Летчик, настоящий летчик. Спасли самолет-то.
Вскоре Борисов уже входил в белое двухэтажное здание. Дежурный по штабу соединения проводил его к двери, на которой висела табличка «Командир». Егор потянул ручку.
Несколько молодых летчиков со шпалами в петлицах склонились над картой, разложенной на длинном столе. В первое мгновение Борисов растерялся. За всю свою службу в армии самым большим его начальником был старшина эскадрильи и еще инструктор-лейтенант. Теперь он впервые увидел так много старших командиров. Он повернулся к. полковнику, который казался солиднее других, и приложил руку к пилотке:
— Товарищ полковник! Я прилетел на ваш аэродром на боевом самолете «СБ».
— Откуда? — спросил полковник, на груди которого Егор только теперь разглядел Золотую Звезду Героя.
— Из Поставской школы… Нас разбомбили сегодня утром.
— Так-так, — сказал полковник и провел рукой по лбу.— Много людей погибло? — И, не дожидаясь ответа, спросил:— Сколько самолетов у вас уничтожили?
— Все… Только один «СБ» и три «Р-5» уцелели.
Командиры молча слушали Борисова. Еще на рассвете узнали они о начале войны. Но никто из них не был сегодня под огнем, никто не видел горящие города и села, не слышал, как содрогается земля от взрывов бомб и снарядов…
Соединение только что получило боевую задачу и теперь готовилось к вылету.
— Экипаж с вами? — спросил командир соединения.
— Да. У самолета…
— Хорошо. Готовьтесь к вылету. Я приму решение и пришлю за вами,
— Только ведь я… еще не летчик, товарищ полковник,
— Почему же не летчик? Раз сами на «СБ» летаете, значит, летчик. Извольте выполнять приказ.
Борисов сконфуженно помялся у двери:
— Слушаюсь,— и вышел из кабинета.
Шинкаренко лежал на траве, раскинув руки.
«Спит»,— решил Борисов, но, как только он подошел, техник вскочил на ноги.
— Приказано готовить самолет к вылету,— ответил Егор на его вопросительный взгляд.
— Машина готова. Заправил по самые пробки.
Борисов рукавом вытер вспотевший лоб и, шагнув под крыло, прилег в тени на зеленую травку.
— Дальше-то куда полетим? — спросил его Шинкаренко, присаживаясь рядом.
Егор только пожал плечами. Некоторое время оба молчали. Каждый думал о своем. Но вот Егор увидел приближающегося к ним летчика с двумя шпалами в петлицах. Этого человека он приметил еще в кабинете командира соединения.
— Сидите, сидите,— остановил тот Егора и Шинкаренко.— Товарищ Борисов, так, кажется, ваша фамилия? Ваш экипаж закреплен пока за моим подразделением. Сегодня мы наносим удар по скоплению фашистских войск в районе Вильнюса. Полетите замыкающим в боевом порядке эскадрильи. Вылетаем в девятнадцать часов, удар наносим в двадцать один тридцать, а посадка ночью на другом аэродроме. Как, справитесь?
У Егора перехватило дыхание. Он не находил нужных слов, чтобы объяснить командиру, как трудна для него эта задача.
— Что же это делается? Это же убийство, — вдруг вмешался Шинкаренко. — Он же еще не смышлен.
Он только вчера перво-наперво слетал. Он не только ночью, а и днем еще строя не бачив. А как бомбить, кажись, сегодня впервой поглядел, когда на нас бомбы с неба сыпались. И опять же штурмана у нас немае, стрелка воздушного тоже немае. Чего же ты молчишь, Борисов?
Командир эскадрильи удивленно спросил:
— Какой же у вас налет на боевом самолете?
— Вчера первые два полета по кругу и сегодня вот этот перелет к вам,— смущенно ответил Егор.
— А как же вы сюда долетели?
Борисов виновато улыбнулся, пожал плечами, промолчал.
— Пойдемте к командиру соединения. Я думаю, он вас не совсем правильно понял.
Теперь Егор рассказал о себе полковнику асе, утаив только, что вылетел со школьного аэродрома без разрешения.
— Что ж, молодец, — задумчиво сказал полковник.— Из вас получится летчик. Я бы с радостью взял к себе. Но не время сейчас… Идем на боевое задание, а вы даже строем не летали. Можете глупо погибнуть и самолет угробите. И оставаться вам здесь нельзя, По данным разведки, этой ночью немцы будут бомбить наш аэродром в Смоленске. Поэтому садиться мы будем в другой точке. А вам, пожалуй, надо лететь в Москву. Только в Главном штабе Военно-Воздушных Сил вам могут сказать, куда сдать самолет, куда, наконец, вам самому определиться,— Полковник устало вздохнул, — К сожалению, свободных летчиков для перегонки вашей машины у Меня нет. Поэтому в Москву вам придется лететь самому…
— Но у меня нет даже карты.
— Это не проблема. Получите у штурмана соединения. Я распоряжусь, он подготовит вас к перелету и поможет проложить маршрут. — Командир устало посмотрел на Борисова, ухмыльнувшись, сказал:— Экий ты парень. Ну, ну!
В штурманской комнате штурман соединения разложил на столе полетную карту и проложил маршрут по всем правилам навигационной науки.
— Вот что, парень. Я приказ командира выполнил.
Карта твоя к перелету подготовлена… А вот как ты? Сколько тебе лет?
— Восемнадцать,— робко ответил Егор, не понимая, куда клонит штурман.
— Ничего, ничего. Справишься. Ведь сюда долетел, а это было труднее, — ободряюще закивал штурман. — Так вот, слушай меня внимательно. Сомневаюсь, что ты сможешь удержать самолет на нужном курсе. Штурмана-то у тебя нет. Если полетишь по карте и компасу — заблудишься и разобьешь машину. Поэтому мой тебе совет. Как только оторвешься от земли — смотри вниз. Под тобой будет город. Это Смоленск. От него влево пойдет железная дорога.
Вот если ты не потеряешь эту железную дорогу, то прилетишь точно на Центральный аэродром Москвы.
Потому что дорога эта Белорусская, подходит к Белорусскому вокзалу, а Центральный аэродром слева к нему почти вплотную примыкает. Ясно? А карту держи за голенищем на всякий случай — может, и сгодится…
Борисов поблагодарил штурмана за дружеский совет. Внутренне он уже успокоился, и это с улыбкой произнесенное «Может, и сгодится» почему-то успокоило его еще больше.
Вскоре его самолет поднялся в воздух и взял курс на восток.
Полет протекал нормально, Остался позади Смоленск, Егор неотрывно следил за железной дорогой и лишь изредка бросал взгляд на приборную доску, проверяя температуру воды и давление масла. Прошло уже около часа, когда начала мутнеть и туманиться ровная линия горизонта.
«Неужели портится погода?» — насторожился Егор. Он поглядел вверх и не увидел ни одного облачка, В мутную пелену уползало железнодорожное полотно. «Наверно, это над Москвой заводской дым»,— догадался Егор и посмотрел на часы. Расчетное время подходило к концу. «Ну, конечно, Москва». И вот уже слева по борту вытянулась бетонированная полоса. Центральный аэродром? Неужели так скоро?
Над самыми крышами домов повел он на посадку свой скоростной бомбардировщик. Почти впритирку проскочил над последним зданием и, теряя скорость, выровнял самолет у начала длинной бетонированной полосы. Через мгновение машина уже уверенно бежала по земле.
— Теперь хоть на край света,— с гордостью сказал Егор технику, когда они выбрались из самолета.
В комнате оперативного дежурного толпились военные летчики. Многие делали какие-то отметки на полетных картах.
Борисов протиснулся к столу и тихо доложил о себе.
— Ваши документы? — потребовал дежурный, Борисов развел руками. Под его синим летным комбинезоном были только трусы и майка. В таком виде его застала война, в таком виде он и вылетел со школьного аэродрома.
— Документы остались в обмундировании,— робко пояснил он.
— Что? — подозрительно спросил дежурный и сурово приказал: — Ждите. Доложу о вас командованию.
Набравшись храбрости, Борисов сказал:
— Мы с утра ничего не ели, товарищ дежурный…
Тот все еще подозрительно глядел на этого странного летчика, почти мальчика.
— В комнате рядом получите талоны на обед… Ждите.
И Борисов ждал. Он ждал весь следующий день, и второй, и третий. Менялись дежурные. Но каждый отвечал одно и то же:
— О вас доложено. Ждите.
Откуда было знать Борисову, что в эти напряженные первые дни войны сотни авиационных частей меняли дислокацию и перебазировались с одного аэродрома на другой? Всей этой массовой переброской авиации занимались в Главном штабе Военно-Воздушных Сил. И конечно же, никому там не было дела до одного курсанта с одним самолетом, который к тому же никуда не летит, а сидит в Москве, на Центральном аэродроме.
На четвертый день Егор не вытерпел и после обычной фразы дежурного: «Ждите»,— настойчиво попросил:
— Разрешите мне самому позвонить в Главный штаб ВВС?
— Звоните,— пожал плечами дежурный и сообщил нужный номер.
— Генерал Иванов слушает,— прозвучал в трубке приятный бас.
Егор коротко доложил о себе.
— Вы когда прилетели? — последовал вопрос.
— Три дня назад.
— Я сейчас постараюсь узнать, где теперь Поставская школа. Вам надлежит вернуться туда.
— Об этом я и хотел просить.
— Позвоните через час.
Долгим, очень долгим показался этот час Егору Борисову. Наконец, он отважился снова набрать номер. Назвал себя.
— Ваша школа перебазируется в город Чкалов,— услышал он.— Так что летите туда.
— Понятно, товарищ генерал.
— Что? Разрешили лететь? — оживился дежурный, с интересом слушавший этот разговор.
— Разрешили. В Чкалов. А где взять карту, неизвестно.
— Та-ак.— Дежурный подошел к висевшей на стене большой карте.— Вряд ли вам хватит горючего.
Сядете в Куйбышеве, там дозаправитесь, а потом уже и в Чкалов махнете,— решительно закончил он.
Борисов измерил взглядом расстояние от Москвы до Чкалова. Да, маршрут не малый… Но здесь тоже тянулась железная дорога. Эта четко обозначенная нить дороги несколько успокоила молодого летчика: ничего, как-нибудь доберусь…
«А сейчас вот и над океаном летаем»,— подумал Борисов, вспоминая трассу своего первого перелета.
Сидя в удобном кресле огромного лайнера, летевшего почти со скоростью звука, глядя на пульсирование стрелок на десятках приборов, он с удовольствием восстанавливал подробности того далекого драматического полета. Теперь-то он знал, что именно в ту трудную пору он впервые увидел человека, который под чужим именем сидит там, в салоне первого класса его воздушного корабля. Но когда же, где он его увидел?
На минуту Борисов оторвался от воспоминаний.
— Ну как, Юра? — обратился он к Овсянкину.
— Все в полном порядке, товарищ командир. Можете еще немного добрать.
— Ладно,— ответил Борисов и закрыл глаза.
…И вот он опять там, на Центральном аэродроме, в первые дни войны… Снова у своего самолета.
— Летим, друг. Летим дальше, в Чкалов,— сообщил он технику Шинкаренко.— Только вот карты пока нет,
— Найдем. Сейчас будет,— пообещал тот и побежал к ближайшему ангару. Вскоре он действительно вернулся с картой. Вместе с ним подошел незнакомый летчик.
— Вот карта, вы можете взять ее себе,— сказал летчик.— Здесь и маршрут проложен. А я на фронт, мне эта карта уже ни к чему.
— Спасибо! — сказал Борисов, с благодарностью пожимая руку летчику.— Счастливо летать…
Через два часа самолет Борисова был уже в воздухе. С высоты полутора тысяч метров Егор легко определял на земле ориентиры, отмеченные на карте красными кружочками.
Железнодорожное полотно, словно магнит, притягивало к себе. Когда впереди показалась большая туча, Борисов не решился обойти ее стороной. «Компас компасом, а дорога вернее»,— подумал он и, отжав от себя штурвал, снизился до бреющего полета. Чуть не цепляясь крыльями за телеграфные столбы, Егор делал разворот за разворотом, удерживая машину строго над железнодорожным полотном. Наконец он увидел перед собой широкую Волгу, заводские трубы, контуры большого города. Теперь-то он уже не догадывался, а знал, что это Куйбышев.
Тут был глубокий тыл. Довоенная строгость и четкость. Телеграмма из Москвы опередила Борисова.
После дозаправки самолет Борисова вновь поднялся в воздух. Вечером Егор посадил свой скоростной бомбардировщик на поле Чкаловской школы летчиков. А через несколько дней прибыл и наземный эшелон курсантов Поставской школы. На первом же построении начальник школы приказал Борисову выйти из строя. Егор шагнул вперед и повернулся лицом к товарищам. Он приготовился выслушать строгий выговор за самовольный вылет с разгромленного аэродрома.
— За смелость и находчивость, за спасение дорогостоящего боевого самолета,— торжественным голосом начал полковник,— курсанту Борисову от лица службы объявляю благодарность!
— Служу Советскому Союзу! — радостно рванул Егор.
Затем по команде полковника из строя вышли техник Шинкаренко и инструктор, у которого обучался Борисов летному ремеслу. Тому и другому полковник тоже объявил благодарность.
— Так вот, учить вас, пожалуй, больше нечему,— обратился он снова к Борисову.— Вы отлично совершили необычный перелет. Раньше за такие даже опытным летчикам ордена давали.
Полковник повернулся к командиру отряда и, кивнув на Егора, сказал:
— Дайте ему еще два-три полета строем, покачните заход на бомбометание и выпускайте из школы.
И когда Борисов, Шинкаренко и инструктор заняли свои места в строю, полковник вызвал еще кого-то.
Борисов вспомнил, как шагнул вперед невысокий коренастый парень, как повернулся он кругом. Еще тогда Егор обратил внимание на его слегка раскосые миндалевидные глаза. «Конечно же, это он и был, ну да, он, пассажир первого класса». Ему тоже тогда объявили благодарность за что-то. И назвали фамилию. Несомненно, русскую фамилию. Вспомнив все это, Борисов даже облегченно вздохнул. Но вместе с тем появилось чувство тревоги. Кто же теперь этот пассажир первого класса? Как его имя?
— А ну-ка, дайте мне опись груза и перечень пассажиров, — обратился Борисов к штурману.
Штурман незамедлительно выполнил просьбу командира. Борисов впился глазами в длинный листок бумаги, где аккуратным каллиграфическим почерком были, написаны фамилии пассажиров. Против номера кресла, в котором сидел заинтересовавший его незнакомец, значилось: Майкл Вулл.
«Смотри-ка! Американцем заделался. Как оказался в Америке? Почему летит под чужим именем?»
— Товарищ командир! Вы что, заснули? — услышал Борисов обиженный голос стюардессы.
Он обернулся.
— Пожалуйста, заправляйтесь! — Она протянула ему поднос, заставленный закусками. Посредине, на квадратной пластмассовой тарелочке, еще дымился бифштекс.— Я к вам уже третий раз обращаюсь, а вы ноль внимания.
— Извини, Наташенька, задумался малость.
— И еще к вам просьба, товарищ командир.
Убавьте, пожалуйста, температуру в первом салоне.
— Кому же там жарко стало?
— Да все этот американец, Вулл. Хлещет водку, а потом на жару жалуется. Третью стопку хлопнул без закуски.
— Скажи, Наташа, он по-английски говорит как англичанин или как американец?
— Не знаю. Он все на русском. Не хуже нас, так, акцентик небольшой…
— Ясно. А ты спроси у него, как будто невзначай спроси, бывал ли он раньше в Советском Союзе. Мол, «хорошо знаете язык, что, мол, родители русские?..» Потоньше как-нибудь, поумней…
— А вы что, его знаете?
— Еще не уверен. Но думаю, он не тот человек, за которого себя выдает… Обо мне, конечно, ни слова.
— Будет исполнено, товарищ командир,— ответила стюардесса, не умея скрыть своего любопытства: тут завязывалась какая-то детективная история.
Журнал «Юность» № 3 март 1972 г.
Оптимизация статьи – промышленный портал Мурманской области
|