Повесть Окончание. Начало см. в журнале «Юность» № 4 за 1963 г.

Мария Красавицкая

Корреспонденты
Но успела я, захлебываясь, перескакивая с одного на другое, рассказать окружившим меня нашим все подробности — появился Грачев. За ним — двое незнакомых мужчин в шляпах. У одного на груди раскрытый фотоаппарат. «Корреспонденты»,— догадалась я.

Не утерпел, расхвастался? — с оттенком презрения спросил Славка Грачева в обеденный перерыв и передразнил: — На данном этапе.!. Молодая поросль...
— А что такого? — Петька невозмутим.— Напишут. Похвалят. Смотришь, и неудобно будет не дать звания. Сам знаешь: до лета не выскочим — пиши пропало. Начнется «начинка», и сядем с выработкой. Ради того и от поточного отказались...

Не зря я с первого дня невзлюбила шаткие мостки, заменяющие лестницы. Позавчера бежала вниз, поскользнулась, слетела прямо к ногам поднимавшегося наверх Лаймона. Хотела веко-нить — куда там! Никогда я не испытывала такой боли!
— Что, Рута, что? — Лаймон подхватил меня под руку. А я встать не могу — от каждого движения красные круги перед глазами. И стыдно стонать и не удержаться.

Славка обещал прийти прямо с работы, и я попросила тетю Мицу помочь мне спуститься в скверик: лучше уж сидеть с ним там, чем под злым взглядом Расмы.
«Помощь» тети Мицы заключалась в том, что она шла сзади меня и охала на каждой ступеньке. Меня это смешило.

Три недели отсидела дома. Гипс сняли, но ходить больно. Кое-как передвигаюсь по общежитию. Сегодня у наших получка. А мне получать нечего — больничный лист не закрыли.
Сижу над алгеброй. А мысли бродят далеко. Долго ли еще хромать? И что делать, если не смогу работать, как раньше?

Как по особому заказу выдался денек, когда я впервые после болезни вышла на работу. Кончились поздние, темные и зябкие утра. Солнце только выглянуло оранжевым ослепительным краешком. В его лучах заиграли, заискрились сосульки. На путанице проводов, на деревьях — всюду висел пушистый иней. Высвеченный солнцем, он был розовым и тоже сверкал.

Внешне ничего не изменилось. Как всегда, присматривал Славка за моей работой. В обеденный перерыв наши хохотали, дурачились. А мне мерещилось: от меня отворачиваются, знают, что я испугалась Антанаса. Осуждают меня за это.
Ждала, Славка спросит еще раз: «Ты не передумала?»
Отвечу беззаботно: «Как можно? Прошлый раз ты не позвал меня, я думала, неудобно»...
Но Славка ни о чем не спрашивал. После работы сразу же уходил с Тадеушем: они взяли на вечера «халтурку» — дом кому-то строили.

Я не слышала, как пришли Расма и Юзя. А утром они не слышали, как я оделась и ушла к папе. Голова была тяжелая, кружилась. Противно даже подумать о еде. Пришла, села в уголок дивана. Папа и Тоня переглянулись.
— Что-нибудь случилось? — спросил папа.
— Нет. Просто...

Нет, они его не мучили. В понедельник пришел, как ни в чем не бывало, поздоровался со всеми. И со мной тоже. Петька опять с самого утра куда-то убежал, и по местам нас расставлял Славка. И меня поставил — на вчерашнее место.
Сам взялся за кладку. Напевал, насвистывал. Как всегда. Будто ничего и не случилось. Ох, как меня это злило! Вот ты какой, Славка, оказывается, настоящий-то!

И вот мы вдвоем со Славкой. Я расстилаю раствор, раскладываю кирпичи. Славка укладывает их на место, обрабатывает швы. Чеса два работали молча. По временам Славка насвистывал. Потом снял рукавицы, сел на край ящика с раствором.
— Давай, Рута перекурим. Садись! — Положил на край ящика свои рукавицы, показал мне на них.
Если я сяду, обязательно коснусь его плеча. Сажусь, стараясь не коснуться. И, конечно, касаюсь.
— Вот что, Рута,— начал Славка, и сердце у меня замерло.