Переправа на реке Прокоше. Слева видна избушка бакенщика. Возле нее валяются створные знаки, стоят весла. Парома и лодок не видно, они где-то угадываются под речным берегом. Справа, к самой переправе, подходит лесок. На опушке сидят Автор и паромщик Кузьма Пупынин (он же и бакенщик), едят уху из котла, пьют водку. Кузьма босой.
Кузьма. Сигареты у вас прямо царские. С короной!
Автор. Курите, пожалуйста.
Кузьма (вкусно затягиваясь). Работай, Кузьма Иванович, говорит начальник, по совместительству бакенщиком и паромщиком. Хорошо, говорю. А какая оплата? В полуторном размере. Да какое же это совместительство? Ежели я совмещаю, так и получать должен две ставки. А то вы мне за одну работу целиком платите, а за другую наполовину. Как же мне поступать? Половину огней зажигать, а другую половину дистанции темной оставлять? Вот вы писатель, человек образованный. Ответьте на мой вопрос!
Автор. Постановление такое есть. Ваш начальник и придерживается его.
Кузьма. Эдак-то мне и начальник ответил. А я ему говорю: ну ты придерживайся постановления, а мне выплачивай двойной оклад.
Автор (смеется). Не послушался?
Кузьма. Вы ответьте: почему так много постановлений? Кукуруза, говорят, хорошо, мясо — тоже. Но зачем их тогда в постановление вписывать?
Автор. Чтобы внедрять, пропагандировать.
Кузьма. Пропаганда, конечно, дело хорошее. Но тут — постановление. А постановление, я тебе скажу, оно вроде стеснения. Хотели бы сделать что-нибудь хорошее, так и сделали. А ежели постановление, значит, по-доброму не хотят. Заманят, потом притеснять начнут. Хоть по мясу… Сперва план… потом два, а теперь уж три.
Автор. Это обязательства… Кто хочет, тот и берет. Вон Веселинов вчера на собрании отказался. Кузьма. Заставят! Ежели сверху спущено, завлекут.
Автор. Еще выпьем?
Кузьма. Давай уж до донышка. А то как-то получается оно ни два, ни полтора.
Пьют.
Постановлений много было. А вот разыщите нам постановление — чем должен колхозник отапливаться? Насчет дров то есть?
Автор. Такого не помню. Есть постановление об охране природы.
Кузьма. Да чего ее охранять? Ее сроду не охраняли. Вы человек грамотный, скажите, где дрова брать? А то дров нет, а природу охраняй. Леса вон дорубают. Там и охранять нечего.
Автор. Говорят, новые насаждать будем… Преобразим!
Кузьма. У нас вон Гусек каждый год сажает. Да что толку? Осень подходит — мужики эти преображения вместе с травой скашивают.
Автор (смотрит на часы). Говорили вы, что Казанков тоже приедет. Но что-то нет его.
Кузьма. Он заявится теперь на закате. (Поет.) На за-ка-те ходит па-арень возле дома моего… (Подмигивает Автору.) А она появится с того берегу. Автор. Кто она?
Кузьма. Да Фешка Пряхина. Любовь его, зазноба. Они у меня тут во фрунт сходятся. А коней боевых в тылу оставляют.
Автор. Это что еще за коней?
Кузьма. Машины-вездеходы. Фешку на ту сторону привозят, на станы, вроде бы на совещание по надою молока. Оттуда она уж своим ходом… Значит, по бережку. Под талами у меня лодочка там спрятана. Переплывает. А он уж здесь, рыбку ловит. Н-да. Я, говорит, за то тебя люблю, Кузьма Иванович, что ты человек скрытный. Верно, говорю, Сергей Митрофанович, на меня положиться можно. Могила!
Автор. Откуда же вы знаете, что Пряхина с Казанковым сегодня придут?
Кузьма. А у меня сигнализация работает… Ежели под вечер на створном знаке на той стороне платок красный вывешен, значит, готовь Кузьма карбидную лампу.
Автор. Паять, что ли?
Кузьма. Сразу видно — городской вы человек. Хоть образованный, извините. С карбидной лампой мы ноне рыбу лучим, острогой бьем.
Автор. Технику освоили.
Кузьма. А ноне без техники не проживешь. Заработки ни к черту. Вот я на моторе подымусь вверх к дальним бакенам, оттуда и спускаюсь своим ходом. Включу лампу и лучу всю ночь. Рыба теперь снулая, в сеть не лезет. Так я ее острогой — и в лодку. А Казанков тем временем у меня прохлаждается. И ему приятно, и мне безопасно. Начальство у меня дома. Ну, пожалуй, пора и лодку готовить. (Встает.) Сигаретку, извиняюсь, нельзя?
Автор. Пожалуйста.
Кузьма (берет две — одну в рот, другую за ухо, извинительно). Эту я в очередь пущу, одной не накуриваюсь. Все же, как ни говори, хоть и приятно от этих царских сигарет, а такого, чтоб продирало до пяток, нет.
Автор. Берите всю пачку.
Кузьма. Ну что вы? Или я какой обуватель. Приличие все ж таки знаю. Контимёнтин…
Автор вынимает записную книжку, пишет. Кузьма уходит.
Появляется из лесу Казанков. Увидев Автора, приостанавливается, затем окликает. Казанков. Ба, Силантьев! Как вы здесь очутились?
Автор. Да вы же меня надоумили. Казанков (несколько озадаченно). Каким образом?
Автор. В вашем доме… помните, рассказывали о мудрости бакенщика Пупынина?
Казанков (обрадованно). Ах да! Ну как же, помню! Кузьма мудёр, мудёр.
Автор. А вы зачем приехали?
Казанков. Рыбки половить.
Автор. И отлично! Вместе ловить ее будем.
Казанков (озадаченно). Нуда… (Смотрит по сторонам.) Поймаем рыбку…
Автор. Вы кого-то ждете? Казанков. Я? Да нет… А где Кузьма?
За сценой заработал мотор, потом появился Кузьма.
Кузьма. Привет, Митрофаныч.
Казанков. Привет, привет! Как дела? (Кивает на Автора.)
Кузьма. Порядок… Вы, значит, рыбки половить. Берите мою удочку, самую большую.
Автор. Кузьма, вы же мне ее обещали.
Казанков (беспокойно). Как?
Кузьма Я вам, Петрович, кое-что иное приготовил. (Подходит к избе, берет острогу, паяльную лампу, острогу подает Автору.) Вот вам вилка. Рыбу из реки вынать будете, как из ухи. А я вам посвечу. (Показывает лампу). Поехали со мной! А Митрофаныч пусть здесь остается
Автор. С острогой вроде запрещено.
Кузьма. Дак это запрещено тем, которые у воды. А мы — у власти, сами охраняем. Бьем не без умысла.
Казанков (обрадованно). Ну, мудёр, Кузьма, мудёр! Давайте ловите! А я здесь посмотрю. Кузьма. Ну да… Каждому свое.
Казанков. Мудёр, Кузьма, мудёр.
Автор и Кузьма спускаются вниз. Слышен шум мотора уходящей лодки. Казанков, прохаживаясь по берегу, насвистывает «Сердце красавицы склонно к измене…». Пряхина выходит из-за избушки, крадется к нему. Казанков вдруг оборачивается и с криком «А-ах!» обнимает ее.
Пряхина. Ай! Как ты напугал меня. Казанков. А ты не крадись ко мне. У меня заднее зрение. Я затылком чую. (Целует ее.) Садятся у костра.
Казанков. Ты когда реку переехала? Пряхина. Вы с писателем тут сидели, а Кузьма меня под берегом спрятал.
Казанков. О, Кузьма мудёр. Чисто разыграл писателя. Рыбаком меня представил и удочку сунул мне. Во! (Показывает удочку.) А тот и поверил, вахлачок.
Пряхина (целует его). За Кузьмой мы как за крепостной стеной.
Казанков. Ну, что там произошло на вашем собрании? Черт знает, какие слухи идут.
Пряхина. Комедию устроил наш герой — стариков и старух собрал на потеху. А обсуждение областного актива провалил. И от трех планов отказался наотрез. Казанков. Да, он бравирует своим геройством. Пряхина. А если разобраться — звезда у него старая.
Казанков. Как это старая? Он ее за директорство совхоза получил.
Пряхина. Это когда было — сразу после войны. Тогда еще и Сталинские премии давали. А кто их теперь носит?
Казанков. При чем тут премии? Чего ты мелешь? Пряхина (ластится к нему). Сережа, не сердись. Я давеча шла по лугам и загадала: если коростель свистнет — значит, мы встретимся. А если и перепел пробьет — значит, ты меня приласкаешь. И коростели кричали, и перепела били, а ты нахохлился, как сыч. Ну-у!
Казанков. У-у! Нечему радоваться. Если мы три плана не дадим, Терентьев с меня шкуру спустит. А ты знаешь, сколько еще надо скота закупить на стороне? Тысяч пять голов.
Пряхина. Купим, постараемся для тебя.
Казанков. А деньги?
Пряхина. Задержим на трудодни… Не впервой.
Казанков. Этих денег не хватит.
Пряхина. Ну, придумай что-нибудь. У тебя же золотая голова.
Казанков. Тут голову не заложишь. Впрочем, есть у меня один проект. Но пойдет ли на это Терентьев? А ему что делать? У него иного выхода нет. Председателей уломаю. На Веселинова плевать.
Пряхина. А хочешь, я помогу тебе с ним разделаться?
Казанков (усмехаясь). Ну, помоги.
Пряхина. А чем заплатишь?
Казанков (смеется). Плата моя известная…
Пряхина. Фу, бессовестный, циник! (Бьет его по коленке.) К нему по-серьезному, с душой… А он!.. (Пытается встать.)
Казанков (грабастает ее, притягивает к себе, целует). Что, надоел?
Пряхина. Ах, Сережа! (Обнимает его, смотрит близко.) Ну чем ты меня привязал к себе? Мужиков я видывала и моложе тебя. Не ты первый… И свой не из последних, а вот побудешь с тобой — всю душу из меня выхолостит. Как на сквозняке простоишь. Зуб на зуб не попадает. Казанков. Неужто я такой холодный!
Пряхина. Ты опять про свое. Я с тобой как на горе постою… В детстве так бывало, на лыжах,— стоишь на горе, и видно все, и дух захватывает.
Казанков. Выдумываешь. Просто к мужикам тебя тянет.
Пряхина. Нет, Сережа. Я семь лет с мужем прожила. И не то чтоб чего такого, не засматривалась даже. А ты как приехал к нам, как взошел на трибуну, и я, веришь, сон потеряла! Я и в парторги пошла из-за тебя. И куда хочешь пойду за тобой.
Казанков. Угу… Сойдемся на потеху всему народу и в шалаш переселимся.
Пряхина. Я уж не такая дура, Сережа, не бойся, не обременю.
Казанков. Чего ж ты хочешь?
Пряхина. Чтобы тебе хорошо было. Чтобы ты гремел на всю округу. Чтобы ты еще выше поднимался, еще выше! Ты большой человек, Сережа. А я счастлива с тобой.
Казанков. Спасибо на добром слове.
Пряхина. Какой ты гордый! Говоришь, голову ломаешь,
проекты выдумываешь. А у меня, может, тоже проект есть. Я сегодня и свидание тебе за этим назначила.
Казанков. Ну так говори скорее! Не томи душу.
Пряхина. Вот теперь ты и оживился. Не любишь ты меня, Сережа
Казанков. Ты брось глупости говорить! Неужели я из простого любопытства торчу здесь?
Пряхина. Ну ладно, ладно. Не сердись. (Тоном заговорщика.) Ты знаешь, что я узнала? Веселинов написал на тебя жалобу.
Казанков. Слава тебе господи! Удивила наконец…
Пряхина. Да ты погоди, погоди. Это даже не жалоба, а заявление, что ты толкаешь весь район на мясную авантюру, что ты глушишь партийную демократию, что насаждаешь подхалимаж, и все в том духе. Написал он это заявление и собрал под ним несколько подписей. Три председателя подписались, районный ветврач, директор средней школы и еще кое-кто… И подали эту коллективку Терентьеву.
Казанков (даже подпрыгнул). Коллективку! Что ты говоришь? Вот болваны! Даже жаловаться не умеют. Коллектива запрещена. Чуешь, в чем дело?
Пряхина. Еще бы. За этим и пришла.
Казанков (поднимает кулак). Теперь они у меня вот где!
Пряхина. А что же ты про мой проект не спросишь?
Казанков. Ну давай, Феня, крой, милая! У тебя голова работает.
Пряхина. Проект у меня вот какой: этих строптивых председателей, которые влипли с коллективкой, снять надо. Ты сможешь. А женщин поставить на их место. Во-первых, с нашей сестрой сподручней, с нами любые планы выполнишь, во-вторых, я тоже хочу быть председателем, чаще видеться с тобой хочу.
Казанков. Кроме шуток, ты права! Женщины послушнее, по крайней мере, на работе. А выдвижение женщин — явление современное, передовое. И Параньку свою поставлю председателем. С глаз подальше.
Пряхина. Нет, Сережа. Параньку ты отдай мне.
Казанков. Зачем она тебе?
Пряхина. Бригадиром ее поставлю, в самое дальнее село сошлю. Сколько я мучилась из-за нее, ревновала! Пусть теперь она помучается.
Казанков. Ну ты и луковица! Шут с тобой, бери Параньку.
Пряхина. И последний вопрос из моего проекта такой. Как только женщины займут председательские места, объявить их через газету: да здравствуют сестры-председательницы! И тебя по всей стране прославят. Были сестры-трактористки, сестры-доярки, но чтоб сестер-председателей, такого еще не было.
Казанков. Фенька, дьявол! Да ты гений! Ух, сейчас я тебя задавлю! (Он поднимает ее на руки и кружится возле костра.)
Пряхина. Пусти! Пусти! Сумасшедший!
Казанков. Нет уж, теперь не пущу, теперь не пущу… (Уносит ее на руках в лес.)

Журнал Юность № 4 апрель 1988 г.

Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области