Дача Терентьева. Большой зал, две двери — одна, ведущая на веранду, другая — в соседнюю комнату. Окна высокие, с тяжелыми занавесками. Картины в старинных с позолотой рамах. Терентьев вводит Автора в зал, поясняет.
Терентьев. Ты на двери посмотри, чуешь? Ореховое дерево! Инкрустация бронзовая… А ты посмотри на переплеты! (Подводит его к окну.) Вот что значит ясень естественной сушки. Видал, работа? Полтораста лет простояли и как новенькие. Ты раствори, потрогай, посмотри на глаз.
Автор (растворяя тяжелую раму, прищуриваясь, смотрит). Ровно.
Терентьев. При такой высоте, массивности, и ни-ни! Да, столярка раньше делалась на совесть. Сейчас я тебе покажу одну штуку. (Терентъев берет Автора за рукав, подводит к большой картине в массивной раме. Восторженно.) Видал, какая красота?!
Автор. Я не люблю Лактионова. Фотография.
Терентьев. При чем тут Лактионов? Ты посмотри, какая рама! Старая! Вязана в ус! Теперь так не вяжут.
Автор смеется. Ты чего?
Автор. Мать вспомнил… Одну ее притчу — о царице и кузнечихе.
Терентьев. Коли вспомнил, выкладывай, при мне никаких тайн.
Автор. А не обидитесь?
Терентьев. А что, боишься, ягода-малина? Давай, давай! Автор. В одну ночь царица родила дочь, а кузнечиха сына. Придворные решили царю угодить — взяли да подменили дочь на сына и доложили: наследник родился. Хорошо. Вырос он. Возит его царь по стране, владения свои показывает: «Вот смотри, сын, это дворец, а здесь палаты боярские, а тут церковь…» А сын смотрит и каждый раз спрашивает: «Ну ладно — это дворец, а то палаты… Но где же кузница?»
Терентьев (смеется). Ловко ты меня поддел. А что, брат! Плотницкое ремесло — великая штука. Горжусь, что из плотников. Заехал я как-то к дяде Максиму. Он еще жив был. Разговорились. Я спрашиваю: доволен ты Советской властью? Доволен, говорит, но претензию имею. Почему? А я бы, говорит, при царе, может, в краснодеревщики вышел. А теперь и красного дерева не стало… Консерватор.
Автор. Царствие ему небесное, как говорится.
Терентьев. Ты чего, верующий, что ли?
Автор. Раньше верил. Терентьев. Во что?
Автор. Да во все… И в честность, и в порядочность, и в добрые намерения.
Терентьев. Ну, это ты брось! В это и теперь верить надо.
Автор. Верю, да не каждому зверю.
Терентьев. Пессимизм и неверие разлагают молодежь. Учти, Силантьев! (Кричит.) Оля, где ты там? Ольга Акимовна (из-за дверей). Иду-у!
Терентьев. Привези мать сюда. Вот бы тетя Даша полюбовалась. Это ж дача бывшего генерал-губернатора. Все стало нашим. А у тебя пессимизм… Эх ты, ягода-малина!
Входит Ольга Акимовна, полная молодящаяся дама в коротком платье.
Ольга Акимовна. Здравствуйте, Александр Петрович, здравствуйте! Прошу к столу.
Стол уже накрыт: коньяк, сухое вино, закуски, фрукты. Садятся за стол.
Терентьев. Кто что пьет? Я только вино под названием «Когнак».
Ольга Акимовна (смеется). Это название коньяка по-французски. Когда еще Миша в армии служил, командующий запретил офицерам пить крепкие напитки, а у Миши был в адъютантах такой забавный мальчик—студент из ИФЛИ. Он и говорит: «Вы, товарищ генерал, переходите на вино под названием «Когнак». И бутылку французского коньяка подносит. Понимаете, звездочек на бутылке нет, а командующий по-французски — ни слова. И сколько раз мы его разыгрывали! Пьют.
А то, бывало, в Ленинграде Мишуньчик накинет на генеральский китель фуфайку и с Владиком, с сыном, в пивнушку: молодость, говорит, вспоминаю…
Терентьев. Однажды перебегаем улицу — он в бушлате, я в фуфайке. Милиционер: «Стой! Ваши документы?» Я говорю: «Вадька, покажи увольнительную». А он, стервец, в самоволке оказался. И вот — у меня положение: документы показывать — стыдно, генерал и в фуфайке! Штраф платить — жалко. Так и отвалил пять рублей штрафу.
Ольга Акимовна (смеется). Мишуньчик, а ты расскажи, как мы впервые в ресторан пришли.
Терентьев. Насчет французского заказа? Это по твоей части.
Ольга Акимовна. Впервые в Москву приехали. Он еще секретарем райкома был. Выбрали самый модный ресторан «Метрополь». Вошли, робко сели за стол. Берем меню — глаза разбегаются. Подходит эдакий длинноволосый и царственным жестом заказывает официанту: «Суп пейзан, селедка натурель…» Ну, мы тоже присоединились. Ждем иностранное блюдо. И тот нам приносит — пустой суп и обыкновенную селедку. Мы из этого ресторана да в столовку. Терентьев. Ты как расположился? Жильем доволен?
Автор. Спасибо. Три комнаты отвели.
Терентьев. За дело… Как пишется? Начал хоть?
Автор. Нет, героя ищу.
Терентьев. Ну, героев у нас хоть отбавляй. Вот, погоди немного, обязательства выполним, награды посыпятся на нас, как дождь. Выбирай тогда любого. А то хоть по списку ниши
Автор. Дело не в наградах. Я разобраться хочу…
Терентьев. В чем?..
Автор. Откуда берутся такие люди, которым непременно надо вперед попасть. Давятся, но лезут.
Терентьев. А это очень просто — диалектика борьбы. Отсталых бьют.
Автор. А как же тогда — человек человеку друг и брат?
Терентьев. А вот так… Мы разведем эту антимонию, братское болото, понимаешь… И отстанем от империалистов Они придут и всыпят нам
Автор. Угу… Значит, бей своих, чтоб чужие боялись?
Терентьев. Ты это про что?
Автор. Про то же самое… Сколько крестьян без коров остались в этой кампании?
Терентьев. Для крестьянина теперь невыгодно корову держать — обременяет.
Автор. Ему и молоко есть невыгодно. Пускай на тюрю переходит, на мурцовочку…
Терентьев (мрачно). Не обобщай! Может, где и нарушен добровольный принцип. За всем не усмотришь.
Автор. Конечно! Издержки… жертвы, так сказать, большого дела.
Терентьев (решительно). Какая битва выигрывалась без жертв? Главное — во имя чего она велась. На каком фундаменте! Новые идеи всегда требовали жертв и окупались ими.
Автор. Всегда ли?.. Стук в дверь.
Терентьев. Да!
Входит Земляков, здоровается легким наклоном головы. Быстро подходит к столу.
Земляков. Ольга Акимовна, разрешите ручку. (Целует ей руку.)
Ольга Акимовна. Василий Спиридонович, что налить?
Земляков. Виноват! Михаил Иванович, я к вам по делу.
Терентьев (Автору). Извините! (Жене.) Оля, займи гостя.
Ольга Акимовна (вставая). Александр Петрович, пойдемте! Я вам дом покажу, рукоделье свое. Автор (вставая). С удовольствием.
Ольга Акимовна (на ходу). Вы бы привезли свою жену к нам. Ко мне преподаватель вязки ходит… очень опытный специалист! Я такую куртку связала Мише… По австрийской моде. Уходят.
Терентьев (садясь на диван, указывая рукою рядом). Ну, что у тебя?
Земляков (присаживаясь). Казанков опять с Тагановым сцепились.
Терентьев. А мне-то что?
Земляков. Видите ли, Михаил Иванович… Таганов — мужик хитрый. Сам он в открытую не пойдет — вас боится. А вот науськать другого — это он может. Словом, как мы установили, Таганов раскрыл кое-кому карты насчет передержки скота. Человек этот небезызвестный. Терентьев. Кто?
Земляков. Веселинов… Он того и ждал. Мыкается по колхозам, нюхает… Говорят, лекцию готовит. И потом… с автором связался.
Терентьев. С автором я сам поговорю. Не то напишет еще чего не следует. А с Веселинова глаз не спускать. Лекцию запретить.
Земляков. Сразу эдак нельзя… Спугнуть можно. Он тут расшумится… Известный горлохват. Брать его надо исподволь, но крепко. У меня человек есть, на веранде оставил.
Терентьев. Зови.
Земляков (отворяет дверь). Кустиков!
Входит Кустиков с портфелем под мышкой.
Кустиков. Здравствуйте, Михаил Иванович. (Подходит близко в надежде подать руку Терентьеву.) Тот не подает руки.
Терентьев. Что у тебя?
Кустиков (мигом открыв портфель, выхватил пачку исписанных листов). Очень важный материал. (Кладет на диван рядом с Терентьевым.) Черновые наброски лекции, которую готовит Веселинов. Простите, копия… Оригиналы у него. Это мне машинистка оказала любезность… Даже одно название лекции настораживает: «Прожектерство и его социальные корни…». И ни слова, ни слова, Михаил Иванович, о наших колоссальных достижениях. Обратите внимание — прямо с критики начинает. Вот, прочтите: «Известный Чичиков прославился тем, что собирал мертвые души. Современные Чичиковы стали собирать мертвые души не среди людей, а среди скотов…» Комментарии излишни, как говорится. Выходит, наше общество уподоблено, извините, скотам. Вон куда хватил. И далее все в том же духе… Одни теневые стороны. Терентьев. Лекцию запретить!
Кустиков. Да лекции еще нет.
Терентьев. А это что ж такое?
Кустиков. Это, извиняюсь, черновики… Процесс работы, так сказать. Ну, я его контролирую. Терентьев. Силен ты, Пустиков.
Кустиков. Кустиков, Михаил Иванович.
Терентьев. Силен… Значит, процесс работы контролируешь? А еще что?
Кустиков. Да все, Михаил Иванович, все! И служебное прошлое, и биографию, и настроение… Как только вы его разобрали на бюро, сняли, я сразу взял его под контроль. И вот результат… (Кустиков подает одну бумажку за другой.) Отличные материалы! Заметьте, аттестата об окончании средней школы у него нет. Окончил реальное училище… Вот копия. А оно не приравнено к гимназии. Второй документ — Веселинов окончил Высшие кооперативные курсы в 1931 году. Курсы! А это — документ из Министерства высшего образования. Вот здесь значится — Высшие кооперативные курсы не приравниваются к институту. Обратите внимание — не приравниваются. Значит, среднего образования у него нет и высшего тоже. Он просто самоучка.
Земляков. Итак, Михаил Иванович, он выдает себя незаконно за человека с высшим образованием.
Кустиков. Вот именно. Теперь обратите внимание, как он защитил кандидатскую диссертацию. Вот выписка: «Директору совхоза «Титан» присваивается ученое звание — кандидат экономических наук. Тема диссертации — «Опыт травопольной системы в совхозе «Титан». А вот и книжечка! (Подает Терентъеву старую книжку.) Это ж опыт совхоза! Целого коллектива! И к тому же устарелый. А он просто все собрал в кучу. Значит, и диссертацию за него писали другие. И вообще грош ей цена.
Земляков. Черт возьми! Да он просто не имеет права преподавать в институте…
Кустиков. Более того, ему нет места и в партии.
Терентъев ошалело смотрит на Кустикова. Ему еще был объявлен строгий выговор, постойте! (Достает бумажку.) Вот, в 1948 году. За перерасход трех миллионов рублей на зарплату рабочим совхоза.
Терентьев. Где это вы так научились выжимать биографию? Вы где работаете, Кустиков?
Кустиков (с поклоном). Председатель общества по распространению политических и научных знаний.
Терентьев. Вон что! Тебя бы в следователи…
Кустиков (улыбаясь). Мечтаю… Только по совместительству, извините.
Терентьев. Ишь ты, какой ловкий. Два оклада хочешь стричь?
Кустиков (ужасаясь). Что вы, Михаил Иванович! Я чисто из патриотических побуждений… На общественных началах, так сказать.
Терентьев. Что? На общественных началах? Ха-ха-ха! (Внезапно выпрямившись, строго.) Ступайте! Кустиков (растерянно) А материалы?
Терентьев. Заберите
Кустиков поспешно забирает все бумаги и уходит.
Терентьев. Этого патриёта больше ко мне не пускать. Ступай и ты… Я подумаю насчет Веселинова.
Земляков. А чего тут думать?
Терентьев. Ступай!
Земляков быстро выходит.

Журнал Юность № 4 апрель 1988 г.

Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области