Кабинет Терентъева. Михаил Иванович сидит за столом, пишет. Входит Маша.
Маша. Михаил Иванович, к вам автор. Говорит — из Москвы. Силантьев.
Терентьев. А-а! Силантьев? Давай его сюда!
Маша уходит. Михаил Иванович распрямляется в своем кресле. Ждет. Входит Автор.
Терентьев (еще издали). Здорово, земляк, здорово! Ну-ка, ну-ка, покажись, какой ты есть автор! Автор (подходя, протягивает руку). Здравствуйте! Терентьев (встает, осматривает автора удивленно) Ты тетки Даши-Мочилки сын! Вылитый в мать. Вот те раз! А я думал, из каких ты Силантьевых?
Автор (смущаясь). Мою мать на селе Перепелкой звали. А Мочилкой — только в семье. Она из Мочил была взята. Откуда вам это известно?
Терентьев. Здорово живешь! А я где вырастал? У Силантьевых и рос… Меня тетка Даша щами кормила.
Автор. Не помню.
Терентьев. Немудрено. Тебя еще на свете не было.
Автор (пожимая плечами). Я в самом деле не слыхал…
Терентьев (перебивая его). Как не слыхал? А тетку Наталью знаешь? Ну, Макарьевну?
Автор. Как не знать!
Терентьев. Ну? Я же ее племянник. У дяди Максима и вырастал. У твоего родного дяди. Эх ты, ягода-малина!
Автор. Так вы… Мишка-Тырчок?!
Терентьев. Ха-ха-ха! Вот он я и есть. Тырчок. Что же своих не признаешь?
Автор. Так ведь на дороге вас не встретишь. А здесь, в кабинете, не больно вы и похожи на наших… (Смутившись.) На себя, то есть на того, давнего.
Терентьев. А ты садись, ягода-малина. Ну и автор пошел ныне. Нет, чтобы самому приехать, написать про земляков… Ведь гремим… на всю страну! Да чего там — на весь свет!!!
Автор. Я ведь не очеркист.
Терентьев. А зачем нам очеркист? Ты давай пьесу. Завинчивай так, чтобы дух захватило. Понравится — оставайся у нас. Дачу дадим, квартиру.
Автор. Спасибо. Но я, знаете… Входит Маша.
Маша. Михаил Иванович, к вам Василий Спиридонович с Казанковым.
Терентьев. Давай.
Входят Казанков, Земляков, Мыловарцева.
Терентьев. Знакомьтесь. Вот он и есть автор… Писать про нас будет. (Знакомит.) Это — представитель центра товарищ Мыловарцева. А это наш секретарь по заготовкам — Земляков, а это — секретарь передового райкома Казанков.
Все рассаживаются.
Так вот, значит. Пьесу про нас писать будут. А мы подскажем. Обсудим. Мы еще этому автору шишек наставим.
Мыловарцева, Земляков, Казанков смеются.
Автор. Я еще не решил насчет пьесы… Терентьев. А ты решай, не стесняйся. Здесь все свои. Мыловарцева. Воплощение социального заказа есть главнейшая обязанность нашей литературы. И если философски осмыслить…
Терентьев (перебивая ее). Да некогда нам тут с философией возиться. (Автору.) Ты вот что скажи, с чего начинать будешь?
Автор. Еще не знаю.
Терентьев. А я тебе скажу. Начинать надо так. Сидит генерал за столом… вот эдак вот. (Разводит руками.) И, значит, на кнопку. (Надавливает на кнопку.)
Входит Маша. Это я не тебя. Ступай! Маша уходит.
Вот, значит, генерал сидит. А ему доложили: лучший, понимаешь, капитан, командир батареи … герой! Уходит, понимаешь, вчистую. На гражданку. Уходит, и шабаш! А почему? Генерал возмущен. Значит, на кнопку. (Надавливает на кнопку.)
Входит Маша. Это я не тебе. Ступай! Маша уходит.
Терентьев. Да. Является адъютант. «Слушаю, товарищ генерал!» «Где капитан такой-то?» «Здесь, у вас в приемной». «Не передумал еще?» «Никак нет». «Давай его сюда!» Входит капитан, докладывает по всей форме. Вид геройский… «Ну, почему же ты уходишь от нас?» Говорит: «На родину хочу, товарищ генерал. Стосковался». «А чем тебе у нас плохо?» «Не плохо, товарищ генерал. Да не Вышгородская область». «А что тебе Вышгородская область? Земля там медом мазана?» «Эх, товарищ генерал, вы хоть раз побывали в Вышгородской области?» «Нет,— говорит генерал,— не бывал». «Ну, так поезжайте. Раз побываете — там и останетесь на всю жизнь». И что это за область такая, думает генерал, кто ни увольняется — все туда едут. Что-то там такое есть… (Автору.) Понятно?
Мыловарцева. Да, развитие патриотизма, любви к родной земле — все это краеугольные камни политики воспитания.
Терентьев. Да погоди ты со своими камнями! (К Автору.) Нравится или нет?
Автор (пожимая плечами). Не знаю, право… Завязка в одном месте, а действие в другом.
Казанков. Можно не только одного капитана послать в Вышгородскую область. К примеру, генерала тоже. Как, Михаил Иванович?
Терентьев. А что ж? И неплохо! В гости может приехать, капитана проведать… Или по случаю праздника. Перевыполнение плана. Интересно!
Земляков. Очень интересно! Сажают генерала в машину… И таким приемом всю область можно показать. Достижения передовых людей.
Терентьев. А в машину с генералом тебя бы посадить. Ты, поди, спишь и видишь себя в пьесе? (Автору.) Он у нас артист. На Бондарчука похож.
Автор. Вроде бы и в самом деле похож.
Терентьев. Фигура мелковата. Ну, ладно… Тебе чего нужно? Машину дадим. Езжай куда хочешь. Давай изучай жизнь. А мы тут о деле поговорим. Да не забудь на актив.
Автор (встает). Буду. (Прощается и уходит.)
Терентьев (Мыловарцевой). Как вам наши планы?
Мыловарцева. Товарищ Епифанов рассчитывает на вас. Мы окажем вам всемерную поддержку. Можете надеяться.
Терентьев. На бога надейся, да сам не плошай.
Казанков. Михаил Иванович, товарищ Мыловарцева кое о чем умалчивает.
Терентьев. Что у вас за тайные происки? Мелкобуржуазный прием, понимаете ли. В моем кабинете должно быть все начистоту.
Мыловарцева (слегка кокетничая). Нам, женщинам, не противопоказана некая таинственность. К тому же я в сообществе. (Она кивает в сторону Землякова и Казанкова.)
Терентьев. Ух ты, ягода-малина! Казанков, Земляков, это что — заговор против меня?! Все смеются.
Казанков. Заговор не заговор, а некоторый подкоп под ваш авторитет.
Терентьев. Что?!
Казанков. Ну, это фигурально выражаясь… Дело в том, что кое-кто из соседей тоже берет по два плана.
Терентьев. Кто вам сказал?
Мыловарцева. Это истина, товарищи. И зареченцы, и светоградцы.
Земляков. Мы и сами кое-что слыхали. Наводили справки.
Казанков. Да, Михаил Иванович, наша авангардная роль уходит в прошлое.
Терентьев. Никуда она не уходит. (Встает, выходит из-за стола.)
Казанков, Мыловарцева, Земляков переглядываются. Терентьев с минуту ходит по кабинету.
Казанков. Сила положительного примера может быть потеряна при эдакой общей нивелировке. Мыловарцева. В том-то и дело. Ведь силу положительного примера надо рассматривать, так сказать, в его исключительности, как бы недосягаемости. Это символ, некий ореол, по которому должны воспитываться все.
Терентьев. Правильно мыслите.
Земляков. Вот именно, Михаил Иванович. Отбрасывая ложную скромность, давайте прямо скажем — до сих пор мы фактически были областным маяком. И должны им оставаться — вот в чем задача!
Казанков. Сегодня тот герой, кто даст три плана.
Терентьев. Вы это серьезно? Земляков. В таком деле не шутят.
Мыловарцева. Если философски осмыслить…
Терентьев. Опять вы со своей философией! Тебе философия, а нам головы класть…
Земляков. Мы прикидывали тут с Казанковым, с Моторной — получается!
Терентьев. Но ведь мы рассчитали на два плана?
Казанков. Это как считать! Не то, что есть, а возможности, Михаил Иванович! Что можем, что должны!
Мыловарцева. Михаил Иванович, жизнь определяется не объективным самотеком, а исторической закономерностью. На высоте положения оказывается тот, кто способен определить движущую силу данного момента. А в данный момент существует исключительный народный подъем, вызванный последними решениями. И скажу вам по секрету: большой человек рассчитывает именно на вас.
Терентьев сурово смотрит, переводя взгляд то на одного, то на другого, и молчит.
Казанков. Михаил Иванович, Мыловарцева права: почин большого дела берут на себя сильные и, простите за откровенность, наиболее достойные. Терентьев. А что, и Моторная «за»? Земляков. И Моторная, и другие! Да что там говорить! Весь народ вас поддержит, Михаил Иванович.
Терентьев. А что, здесь Моторная? Земляков. Как раз у меня сидит.
Терентьев. Зови!
Земляков уходит.
Терентьев (притворно строго Казанкову). Ах вы, отчаянные головы!
Казанков. Михаил Иванович! Главное — взяться. Мы сделаемся опять центром внимания. И потом давайте начистоту… Уж если я, допустим, в таком важном деле чуть не дотягиваю, вы же помогаете мне. И так, и за счет соседей. Всеобщая польза… И нам помогут.
Терентьев. Помощь? Само собой… если на пользу. Но давайте рассчитывать, прежде всего, на собственные силы.
Казанков. О чем говорить, Михаил Иванович!
Мыловарцева. Если философски осмыслить, на великие дела решаетесь вы, Михаил Иванович. Входят Земляков, Моторная, Таганов.
Моторная (почти от порога). Я так и думала, верила, что вы согласитесь, Михаил Иванович. Мы тут посоветовались с товарищем Земляковым и решили: для вас, Михаил Иванович, только три плана. Дадим!
Терентьев. А ты что скажешь, Таганов?
Таганов. Это насчет трех планов? Да вот, запомнилась мне с войны речушка Сотьма. Гнали мы немца сутки, другие… третьи. И счет потеряли. Подходит эта самая Сотьма. Воды в ней гусю по колено. А тина, тина — ноги не протащишь, не то что орудия. Надо бы переправу наладить — все честь честью. Но уж тут и крикуны найдутся. Давай вперед! Чаво там! Крой до горы! Ну и поперли мы за эту речку. Всю артиллерию оставили. Нас и встретил немец, как говорится, во всеоружии. Да такого нам перца дал, что мы еле ноги унесли оттуда. И ведь вот досада! Вместо того чтобы дать этим крикунам по шапке, мы, глядишь, опять при случае попрем вброд без переправы.
Терентьев (мрачно). Ты на что это намекаешь?
Таганов. Да так, к слову пришлось. А насчет планов, мы уже все подсчитали. На два можем рискнуть, а выше не подымемся
Казанков. Плохо считаете, товарищ Таганов! Ну что такое два плана? Ведь это то, что уже есть. А возможности? Давай прикинем. Возьмем хотя бы твою телятницу Птицину. Она почти по килограмму в день дает привесу. А Бочарова? У нее по семь тысяч литров молока от коровы. Опять же твой Ипатьев… Свинарь на всю страну. Вот на кого равняться, вот по кому считать надо!
Моторная. Что там говорить! Мы собрали свой районный актив и прикинули… Да на одних утках, гусях, курах мы целый план можем вытянуть.
Таганов. Это мелочи.
Моторная. Ой, не отмахивайтесь! Птица не мелочь. А кролики? Михаил Иванович, да ведь одна партия гусей за лето в десять раз больше себя даст приплоду. А утка — в двадцать… Мы приняли решение — всех школьников привлечь на борьбу за большое мясо… Каждый ученик вырастит за лето десять цыплят и двенадцать кроликов! Вот они где, резервы. Только надо уметь с карандашиком работать… С карандашиком!
Казанков. Это верно. А насчет лугов! Создать выпаса по откорму. Телят взять на учет. Я тут вчера прикидывал… Какие возможности!
(Передает Терентьеву исписанный листок. Тот смотрит, согласно кивает головой.)
Терентьев. Да, на наших лугах чудеса можно творить. Народ у нас подходящий. Да еще кукурузу двинем! Что скажешь на это, Таганов?
Таганов. Мы уже посчитали. Голова, она и есть голова. Сколько ее ни считай, двух из одной не сделаешь.
Терентьев. А что Казанков говорил?
Таганов. Да я, признаться, не слыхал. Контузия, Михаил Иванович. Уши закладывает.
Терентьев. Чудная у тебя эта контузия. Когда тебе нужно, небось все слышишь. Смотри, как бы мы тебя не расконтузили. Вот ахнем тебя по уху.
Все смеются.
Дело они говорят. Таганов. Дело. Вся наша жизнь по-новому перестраивается. И считать надо по-новому.
Мыловарцева. Истинные слова!
Моторная. И более того, Михаил Иванович, все перевернем! Все по-новому поставим. Терентьев. Это как? С ног на голову? Моторная. На новые рельсы!
Терентьев. Да на твою тягу. Далеко не уедешь. Хватит шутить. Значит, как договорились — держать равнение на три плана! Ночь вам на раздумье, считайте! А завтра на актив. На активе доложим. Народ нас поддержит.

Журнал Юность № 4 апрель 1988 г.

Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области